Ситуация усугубляется разграничением городского пространства между различными социальными слоями, появляются закрытые зоны, гомогенные в социальном смысле, публичная жизнь вытесняется, уступая место жизни приватной. Резко ограничиваются возможности для неформального общения, взаимодействий на городской сцене. В разрывах между дискретным социальным пространством городская среда обезличивается, опустошается, опустынивается (Бодрийяр 2006).
Сказываются также последствия автомобилизации: как в организации пространства, так и в образе жизни горожан. «Пространство мест» сменяет «пространство потоков» (Бауман 2008). Так, А. Ганжа (Ганжа 2012: 298–300) интерпретирует московскую городскую среду как мобильную среду, где расстояние измеряется не в метрах, а в минутах. Вследствие отождествления пространства и движения происходит фактически уничтожение пространства, которое оказывается лишь условием движения: пространства, не обеспечивающие движение, оказываются ненужными. Такая ситуация не оставляет места для свободного общения и передачи опыта, а объекты инфраструктуры Москвы предлагают лишь готовые схемы времяпрепровождения типа ресторана, кафе, клуба, театра, общение в которых достаточно ограниченно…
Более того, публичные пространства в современном большом городе оказываются пространствами скорее виртуальными, постоянно изменяющимися, чем реальными и устойчивыми. «Именно эта мобильная, “жидкая” среда является естественной средой субъекта, тем публичным “пространством”, пространственный характер которого носит целиком виртуальный характер» (Ганжа 2012: 292). Это соответствует образу (модусу) жизни в современном крупном городе, где основным средством общения является общение не реальное, а виртуальное, то есть происходящее посредством коммуникационных средств связи, постоянно изменяющееся, неопределенное во времени и в пространстве. Привычка к виртуальному общению и «мобильность» непосредственным образом связаны, ведь в интернете субъект практически не сталкивается с ограничениями передвижения. Происходит замена реального общения виртуальным. Современное информационное общество массового потребления создает «человека виртуального» (Хоружий 2012). Публичное пространство перемещается в зону виртуальной реальности, и в результате «выживают» публичные пространства, обеспечивающие в своих границах доступ к сети Интернет. Процессы атомизации индивидов, виртуализация общения, развитие новых технологий и ускорение темпов жизни приводят к сокращению форм вербального общения между незнакомыми и даже знакомыми людьми, к уменьшению разнообразия форм деятельности, которые осуществляет индивид в городе, что неизбежно приводит к «замыканию» на себе, к отсутствию опыта взаимодействия с «другим». Атомизация индивидов своим следствием имеет разрыв горизонтальных связей, ослабление социальных уз, которые, помимо прочего, лишают человека образа будущего, порождают тревожность, боязнь потерять настоящее, страх перед будущим. Возникают «структуры мира, закрытые для трансцендентного» (Тэйлор 2001: 34).
А нехватка живого общения, отсутствие опыта совместности приводят к отчуждению, недоверию, страху и агрессии. Чрезмерная индивидуализация ведет к постепенному замыканию человека на себе (Тэйлор 2001), таким образом, происходит разрыв социальных связей, дезориентация, рост эгоизма, и это может иметь самые пагубные последствия, как было показано в свое время Э. Дюркгеймом (Дюркгейм 1994).
Однако исчезновение публичных пространств эпохи модерна тем не менее не ведет к отмиранию публичной жизни современного города. Изменяются виды и формы пространства. В современном обществе публичные пространства предстают перекрестками информационно-культурных потоков. Теперь они возникают в совершенно других местах и выполняют несколько иные функции.
Современное атомизированное общество с высоким уровнем индивидуализации и автономии индивида реорганизирует публичные пространства, сформированные для общества модернистского типа. И делается это в первую очередь путем расширения сферы потребления. Если «пространство мест», производное от опыта собственного тела, утратило свое значение и перестало быть объектом интереса индивидов, это не значит, что индивиды полностью утратили интерес к публичным практикам: они переместились в «пространство потоков» (Паченков 2012).
Популярность этих мест связана с тем, что они удовлетворяют новым типам публичных пространств. Как уже было отмечено, это скорее пространства потоков, а не мест: пространство – отправная точка для дальнейшего перемещения, для интернет-общения, для потребления.