Следствием этих трансформаций является не только ценностный релятивизм. Человек – существо конечное в пространстве и во времени. Ему не дана возможность постижения разнообразия мира во всей его полноте. Поэтому он всегда постигает мир с какой-то позиции, точки зрения, в каком-то смысле. Но любое осмысление предполагает выход такой позиции в некий контекст, в некий
Торжество проекта гуманизма Просвещения привело к постепенной все более глубокой секуляризации. Человек модерна все больше получал обоснование своему бытию во взаимодействии с «другим», в опыте общения с «другими». Именно взаимодействие с другими дает опыт «выхода за пределы».
Если еще человек эпохи раннего модерна мог обосновать свое бытие через прогресс, будущее, развитие науки и технологии, то современные человек и социум не имеют опыта трансцендентного и, как следствие, образа будущего. В этом обществе все дано здесь и сейчас, а порождение нового зачастую выражается во фрактализации настоящего и прошлого: сиквелах, приквелах, сериях, пародиях… Важное стремление современности – это стремление не придумать, не вообразить, а воспроизвести (симулякры и симуляции).
С начала нынешнего столетия современность все чаще квалифицируется как постсекулярность (Berger 1999; Тэйлор 2001; Habermas 2006; Taylor 2007), подразумевающая новые формы взаимодействия и общения между секулярным и религиозным сознанием, общественный плюрализм и диалог между различными группами, имеющими различные воззрения в отношении религии, других форм поиска переживания трансценденции. В современном обществе научный разум на равных сосуществует с метафизическими концепциями, на равных участвует в плюрализме языковых игр и других практиках (Лиотар 1998).
Указанные выше трансформации в полной мере выражаются в динамике публичных пространств современного социума, особенно в городской среде.
Публичные пространства суть места, в которых люди, в том числе и прежде всего – незнакомые ранее, могут вступить в непосредственное общение, позволяющее личности позиционировать себя в социуме, обменяться опытом, мнениями. Мы определяем публичные пространства, следуя дефиниции Анны Ганжи, как «пространства, в которых индивиду сообщаются социально значимые свойства, где индивид вступает в социально значимые отношения и, таким образом, происходит селекция свойств и отношений, отныне обретающих характер всеобщности и универсальной легитимности» (Ганжа 2012: 290).
В обществе модерна, прежде всего в его индустриальной, урбанизированной среде, публичные пространства носят преимущественно устойчивый монофункциональный характер. Так, например, в СССР, главным достижением которого была ускоренная индустриализация, сфера потребления и культурная деятельность были достаточно жестко разведены. Первая реализовывалась в универмагах и других торговых площадках. Вторая – в культурно-просветительных учреждениях, в домах и дворцах культуры. Вместе с тем немалую роль в социализации и самореализации личности играли также полифункциональные публичные пространства, способствовавшие передаче опыта общения с незнакомыми людьми: дворы, парки, скверы (Беньямин 1996; Ганжа 2012).
Особенно показателен в этом плане опыт изменений в современном российском социуме, с крахом СССР пережившем интенсивную и кардинальную трансформацию публичных пространств. Несмотря на то что реалии образа жизни массового информационного общества уже наблюдались в СССР, культурная и градостроительная политика осуществлялась по канонам жесткой дифференциации публичных пространств. При этом с наступлением информационной эпохи старые публичные пространства уже не выполняли прежних функций. Повсеместно наблюдается обеднение форм городской жизни; эти процессы сопровождаются индивидуализацией, атомизацией индивидов, преобладанием виртуального общения над реальным, отсутствием коммуникации между индивидами в городе. Некоторые старые публичные пространства (например, дворы) потеряли свою функцию публичных пространств и стали монофункциональными или разделенными на функциональные зоны, не пересекающиеся друг с другом.