Топография счастья

Для менеджмента фирм и банков символический обмен связан с попыткой погрузиться в мир творческой радости и карнавального перевертывания, косвенными последствиями которого становятся вызовы, связанные с репутацией и коммерческой эффективностью. Будущее в представлении менеджмента и реальные процессы могут разительно отличаться.

Менеджеры не просчитывают последствий захватившей их игры в «советское» как ностальгического явления. Они метонимически выхватывают отчужденную часть традиции и трансформируют «советское» в обманку реальности, превращая участников ритуалов счастья в зрителей и пассивных потребителей.

В тексте городской жизни «советское» как множественное прошлое может представать в качестве набора концептов и цитат, связанных между собой лишь отношениями смежности. Эта множественность показывает принципиальную несводимость «мест счастья» к одномерным идеологемам, и она же демонстрирует принципиальную динамичность отношений, складывающихся вокруг них.

В рамках советского общества и в поле постсоветской утилитарной потребительской культуры динамика жанра, задающая возможность бытия топосов счастья, создает сложность и неоднозначность экзистенциальных процессов и социальных отношений, которые не редуцируются к простым мифам.

______________________

______________

Лариса Пискунова и Игорь Янков

[353]

Часть 3. Свадьба и счастливый конец

«В городе открыт Дворец счастья»: Борьба за новую советскую обрядность времен Хрущева

На выражение «Дворец счастья» в смысле «вариант ЗАГСа, предусматривающий проведение торжественных форм регистрации рождения и брака» я наткнулся в одной из статей в журнале «Коммунист» начала 1960-х. Потом я много раз встречал его и в других документах той эпохи, и, признаюсь, он до совсем недавнего времени оставался для меня «экзотизмом», передающим аромат той эпохи, когда официальные идеологи КПСС и тем более ВЛКСМ могли себе позволить блеснуть ярким образом. Я был искренне уверен, что эта преисполненная футурологического пафоса чеканная формулировка навсегда осталась в тех годах. И поэтому был очень удивлен, когда с помощью поисковой Интернет-системы Google выяснил, что Дворцами счастья как в народе, так и вполне официально до сих пор называют многие дворцы бракосочетания, причем не только в России, но и в других бывших братских республиках. Если верить Google, буквально пару лет назад был открыт Дворец счастья в московском районе Измайлово. Сейчас строятся Дворцы счастья в Краснодаре, Пятигорске и Ашхабаде. Своими Дворцами счастья гордятся Баку, Ереван, Донецк и Макеевка. Более того, бойкое перо журналиста открыло мне глаза на то, что и хорошо знакомый мне дворец бракосочетаний на Английской набережной в Ленинграде (он был первым таким заведением во всем Союзе) в народе тоже именуется Дворцом счастья.

Таким образом, как термин, так и соответствующий институт входят в наследие советского прошлого. Цель же моей статьи состоит в том, чтобы, следуя ностальгической моде на все советское, не только проиллюстрировать этот очевидный факт узнаваемыми деталями, но и указать на два взаимосвязанных факта. Первое: то, к чему привыкли современные горожане на современной свадьбе, не является внеисторической или «естественной» ритуальной практикой, сложившейся как бы сама собой. Наоборот — многие аспекты свадебной обрядности были сконструированы конкретными людьми в конкретном месте в ответ на конкретный социальный заказ. И второе: этот конкретный социальный заказ был сформирован и определялся идеологической и административной антирелигиозной кампанией времен правления Никиты Хрущева. То, что о последнем обстоятельстве мало кто помнит, объясняется не только полувековой временной дистанцией, но и сознательными попытками пропагандистов позднесоветского времени расподобить две разные кампании и представить борьбу за создание новых обрядов самостоятельным проектом, возникшим по инициативе нуждающихся в новых ритуалах масс. Впрочем, этот факт не помешал тому, что лица, идеологически оформлявшие введение новой обрядности, создали новую теорию обряда, в которой критике религии уделялось значительное место.