Тополь

– Эйнин, пожалуй, нам понадобится еще несколько лавок, – обратился я к кузнецу, повысив голос, чтобы перекрыть окружавший нас гомон. Тот кивнул и незамедлительно устремился к погребу. У ступенек вниз его уже ждал Конан, к удивлению многих, этим вечером оставивший трактир и вызвавшийся помогать. Владелец питейной потряс руку кузнеца, и я не смог сдержать улыбку радости, еще раз убедившись в примирении давнишних друзей. Однако в моих мыслях роились и другие дела. Я вновь выглянул из чтецкой. Скамьи набились до отказа, казалось, что в читальню явился весь город. Ряды делились пополам поперечным проходом и в отношении один к двум – продольным. Треть, приближенную к жертвеннику, заняла знать и далее зажиточный люд, две трети, от прохода до входных дверей, – беднота. Горожане толпились и продолжали подходить, повергая ниц мои расчеты, следуя которым лишь половина скамей могла оказаться занятой. Посещению зажиточной части общества я, по-видимому, должен был быть обязан Нерис, посещению неимущей – Аифу. Однако и без них слухи о приезде нового чтеца, сына оружейника Амлофа, и о его первых свершениях, прытко разошлись по городу. Кроме того, это собрание стало, пожалуй, единственным помимо трактирных, какому не препятствовала ратуша. То и дело я выхватывал из толпы черты знакомых: во втором ряду мне попались ссутулившийся Двирид, его улыбчивая супруга и не менее улыбчивый Анвин, чуть поодаль неожиданно обнаружились пунцовощекий травник и принимавший меня рыжий стряпчий, пришли на чтение Кледвин и Дилан-корабел. Скользя взглядом по скамьям, я запрещал себе отдавать отчет в том, что искал в их обитателях лишь одного, но так и не достиг успеха.

Чего ждали от меня все эти люди? Развлечения, совета, облегчения страданий? Надменные лица одних бросали усмешки, суетливые глазки других горели любопытством, и лишь в немногих взорах мне удавалось разглядеть надежду. Но готовы ли были даже те из них, кто действительно пришел в читальню за помощью, к испытанию, которому я собирался их подвергнуть? Готовы ли они были к свободе?

Я подал знак помощникам на втором ярусе и двинулся к жертвеннику. В тот же миг гомон утих, а сверху раздались первые звуки угодной Кариду песни. Приблизившись к Великому Столу, я повернулся спиной к слушающим и встал на колени, обратив руки и голову к камню, а сердце к Вышнему так, как был выучен и умел. Когда песнь стихла, я обернулся к горожанам и, раскрыв руки, приступил к чтению:

– Жители Утеса, мир и процветание великому городу волею Карида, да пребудет он спутником нашим. Смутное время настало для земель Кимра. Все беднее добыча охотников, улов рыбаков, выручка торговцев. Все больше грусти в песнях, тревоги во взглядах. Новые испытания следуют за старыми, а старые не оставляют нас. Каждый из вас знает, что уже не только скудный хлеб и холодный очаг составляют невзгоды кимрийцев. Куда больший вызов брошен нам. Серое бедствие – могучий и страшный враг заполз в наши дома, и прежде чем он будет повержен (а он будет!), утесцев ждет еще много боли и лишений. Я знаю, что все вы рано или поздно задаетесь вопросом, который проще всего выразить так: почему жизнь тягостна и мучительна? Многие из вас винят в этом Карида и, полагая его виновником, сначала мысленно лишают его всемогущества, а затем и бытия. И даже те, кто обращают к нему сердце, не находят на заданный вопрос ответа. Я напоминаю и тем и другим: