Тополь

«Вначале не было ни земли, ни воздуха, ни неба – был лишь бескрайний ум, и ум был Каридом. Святая явь Карида чается в его имени, и блажен тот, кто постигнет его. И, являясь, ум изрек слово, и слово оживило первых духов и людей, и уста их раскрылись, и заговорили они на Первоязыке, который был Великим Сказом. И Карид дал каждому духу и человеку по строке и дал им волю, чтобы самим прибавлять к дарованному собственное, и научил их говорить и творить согласно, делясь с другими и других выслушивая, и звучал Великий Сказ от края до края вселенной, наполняя ее красотой и смыслом, и явь Карида освящала его. Но случилось так, что один из голосов – Хейлог, что особо велеречиво глаголал, замолчал, и молчание его нарушило Сказ, и смутились духи и люди, видя Хейлога и не слыша его голоса. И спросил Хейлога Карид: «Почему молчишь?» И тот ответил: «Я постиг весь твой Сказ, и стал он мне скучен, потому я зачну из Пустоты собственный». И Хейлог ушел в Пустоту, и искал зачин нового сказа. И тьму попыток сделал он, но всякий раз понимал, что использует то, чему его научил Карид. И со всякой попыткой Пустота проникала в него. И отчаявшись создать новый сказ из Пустоты, Хейлог саму Пустоту решил сделать новым сказом, и родился Обман в то мгновение, и первым обманулся Хейлог. И Хейлог вернулся к духам и людям и, подделавшись под напев Великого Сказа, сказал им: «Вы видели, что молчал я, и в молчании я зачал новый сказ, и каждый из вас способен на то же». И часть духов со всеми людьми замолчала, и зазвучал в их ушах сказ Хейлога, и когда вновь они раскрыли уста, то заговорили на его лад, а Первоязык утратили. И не смогли они больше говорить и творить согласно, так что захотели звучать все больше, и одни заглушали других, и язык их исказился и омерзел, и Пустота смешалась в них с Каридом».

Я ненадолго прервался на этом месте, и наступившей на миг тишиной не преминул воспользоваться некто в средних рядах, поднявшись в полный рост и презрительно озирая окружающих. С неудовольствием я узнал в белобрысом выскочке помощника Мадока.

– Да простит меня многоуважаемый господин чтец, – произнес он, натянув на лицо свою отвратительную ухмылку, – если я предложу ему свою скромную помощь.

Обитатели первых рядов с любопытством обернулись. Беднота также устремила к нему свои взгляды. Эйнин решительно направился к наглецу, но я знаком остановил его. Я должен был узнать, что предпримет белобрысый.

– Вряд ли хотя бы и половина присутствующих поняла мудрые, но, к несчастью, сложные речи, что нынче прозвучали, – продолжил тот. – Господин чтец хочет сказать, что ответ на вопрос о тяготах и мучениях мы должны обратить к самим себе, потому что мы сами и есть виновники своих бед.

По рядам прокатился недоуменный рокот.

– Мы – виновники своих бед, потому что слушаем голос своих желаний, когда тот говорит нам, что мы должны бороться за хлеб и крышу над головой. Ведь следуя ему, мы отнимаем еду и землю у ближнего своего, а, значит, делая несчастными других, делаем несчастными себя. Владыки соревнуются за земли, ремесленники – за товары и покупателей, мужчины за женщин, женщины за мужчин. Давайте же бросим, наконец, эти глупые дела и смиримся. (Эти слова помощник буквально пропел елейным голоском). Теперь у нас одно дело – внимать Кариду при помощи господина чтеца вот на этих скамейках. Вы скажете, что нам может захотеться есть, пить, ходить по нужде или быть с женщинами – чушь! Карид избавит нас от этих тягостей и мучений. А кому все-таки захочется, тот еще не дорос, чтобы слушать Карида, пусть уходит за дверь и страдает дальше.