Тополя нашей юности

На первом курсе муж ничего такого особенного от жены не требовал: так, просил выполнить кое-какие контрольные работы для заочного отделения. Жил по-прежнему у отца. Ему до копейки отдавал заработки. Раз в две недели приезжал к молодой жене ночевать. Так продолжалось полгода. Потом наступил конец семейному счастью. Валя была на десять лет моложе Васи, но тем не менее сказала слова, которых ему до этого не говорил никто:

— Ты не вышел еще из детского возраста…

Она оставила в середине учебного года школу и вместе с сестрой уехала в неизвестном направлении. После побега жены Вася потерял интерес к учебе.

7

Бывший начальник милиции Пилипончик приехал однажды в городок. Собирался на пенсию, и ему понадобились какие-то бумаги. Встретив Микиту, Пилипончик, не помня зла, протянул руку, а прощаясь, между прочим спросил про Блицкрига.

— Пишет все! — воскликнул Микита. — Пусть ему болячки грудь испишут. И управы на него нет. Вот хоть бы вас взять. Не кем-нибудь, начальником милиции были. Два раза сажали, а на третий побоялись…

— Да тут, брат, не страх. — Пилипончик усмехнулся. — Капля камень точит…

Снова будто между прочим Пилипончик сказал, что встретил человека, знавшего Блицкрига по Германии и отозвавшегося о нем не очень лестно. Микита верил и не верил… Но именно Миките довелось быть свидетелем события, которое на этот раз произошло не в станционном буфете, а в приречном ресторанчике, накануне первомайского праздника. Микита возвратился из далекой деревни, промокший и злой, так как снесенный паводком мост, из-за которого он туда ездил, отремонтировать не удалось. Имея в кармане смятую трешку, дорожный мастер завернул в ресторанчик, чтобы немного согреться и поднять настроение.

Блицкриг сидел в компании незнакомых людей, пьяный, красный, с осоловелыми глазами.

— Разведка — бог войны! — выкрикивал он. — Я в войну выполнял особые задания. Был в Германии, в тылу вражеских войск…

Микита хотел уже шмыгнуть за порог, но его внимание привлек человек, который стоял возле стола, держался руками за спинку стула и внимательно всматривался в Блицкригово лицо. Что-то во взгляде этого немолодого человека, судя по засаленному ватнику — шофера, показалось Миките необычным.

— Разведчик может сделать то, чего не сделает целая армия, — продолжал Блицкриг.

— Слушай, друг, твоя фамилия Биклага? — спросил вдруг незнакомый человек.

— Биклага, а что?

Незнакомый вплотную подступил к Блицкригу, взял его за грудки, поднял со стула.

— Помнишь Мюлендорф, бауэра Петера помнишь? Почему же ты, разведчик, залез в нору, когда мы с Сашкой бежали? Вместе ведь собирались. Компас наш прикарманил. Получай, сука!.. — Незнакомый яростно бил Блицкрига по лицу, и голова у того моталась, как у неживого…

1971

ТА САМАЯ ЗЕМЛЯ…

Перевод Р. Ветошкиной

Когда Ольшевский собирается в родные места, к матери, его всегда охватывает особенное настроение. Есть что-то радостное и одновременно щемяще-грустное в возвращении через многие годы на тропы молодости, туда, где бегал босиком, лазил по деревьям…

Ольшевский давно стал горожанином. Но в бессонные ночи перед его взором встают не проспекты городов, не знаменитые площади и памятники, которые он видел, а песчаная деревенская улица, ветвистая береза в соседнем дворе, перелески низкорослого дубняка за околицей.

Когда Ольшевский был молод, кончал десятилетку, он мечтал о том, как поедет в город, окончит институт, совершит что-то важное, значительное, чем прославит не только свое имя, но и местечко, давшее ему путевку в жизнь. А когда возвратится домой, то все будут смотреть на него с гордостью и удивлением.

За последние двадцать лет Ольшевский навещал местечко несколько раз, но никто на него с особой гордостью не смотрел. Видно, теперь даже не пересчитаешь, сколько из родного поселка вышло учителей, врачей, инженеров, есть даже два генерала, так что в ряду тех, кто прославлял местечко, он, Ольшевский, занимает далеко не первое место. У местечковцев, наверное, просто не хватает сил, чтобы поодиночке гордиться каждым из своих питомцев.

К старшей дочери Ольшевского, которая уже оканчивает институт, приходит парень, курсант военного училища. Они, видимо, вот-вот поженятся, так что вскорости он станет дедом.

В местечке, в старом, покосившемся домишке одиноко живет мать. Братья, сестры давно разлетелись. Два или три раза Ольшевский привозил к матери жену и дочерей. На них его родина не произвела никакого впечатления. Хотя давно замощена улица, поднявшаяся теперь выше материнского двора, и на огороде стоит столб высоковольтной передачи, а в Доме культуры показывают те же фильмы, что и в городе, местечко они нашли пыльным и неинтересным. Что ж, жизнь идет вперед. Ничто не повторяется…

Ольшевский уложил в чемодан небогатые подарки, пошел на вокзал. До конца отпуска оставалось шесть дней, и если два из них уйдет на дорогу, то все остальные он проведет у матери.