Тополиный пух: Послевоенная повесть

В Москве начался первомайский салют. Он хорошо был виден здесь, с пятого этажа, гораздо лучше, чем из их комнаты, с балкона и даже с пожарки. Может быть, потому, что совсем недалеко был Кремль, а из Кремля, как знал Сережка, всегда стреляли самыми красивыми ракетами. Так, во всяком случае, говорили у них во дворе.

После салюта они пили чай, и наконец Надежда Петровна сказала:

— Уже поздно. Нам пора…

Когда вышли на улицу, там уже был глубокий вечер. Светили фонари. Их свет ярко ложился на незапыленную еще листву майских деревьев и смешивался с темнотой прилегающих дворов.

— Может быть, пройдемся немного? — предложила Вера Николаевна. — Вечер-то какой хороший…

Все согласились и направились к Никитским воротам. Слева остался памятник Тимирязеву. Пошли по Суворовскому бульвару.

— А здесь жил Гоголь, — сказал Павел Андреевич, показывая на небольшой дворик справа. Сережка даже замедлил шаг.

— А правда, что Гоголь сжег свои книги? — спросил он, вспомнив, что совсем недавно кто-то сказал об этом в школе. Надежда Петровна смутилась.

— Ты что, Сережа?! — глядя почему-то на Павла Андреевича, возразила она.

Но Сережка действительно слышал недавно на перемене, что Гоголь что-то сжег, потому и спросил. Павел Андреевич пояснил:

— Не все книги. А только свою поэму «Ганц Кюхельгартен» и вторую часть «Мертвых душ».

— А почему?

— Счел, что это плохо написано.

«Зачем же так делать? — удивился Сережка. — Сначала писать, а потом жечь?»

Незаметно дошли до Арбата.

— Ну, теперь мы здесь быстренько на троллейбусе, — сказала мать. — До дома нам прямая дорога…

Они распрощались.

Народу в троллейбусе было много, ведь праздник еще продолжался. Однако они с матерью все-таки сидели. Сережка смотрел в окно, а Надежда Петровна о чем-то думала. На Смоленской, громыхая палкой, в троллейбус вошел инвалид. Сережка уступил ему место. Подвинулась ближе к краю сиденья и Надежда Петровна. Инвалид проехал две остановки и, так же громыхая палкой, вышел.

— Мама, а почему к нам больше не приезжает Максим Матвеевич? — спросил ее Сережка, когда они уже почти подъехали к своей остановке. — Он что? Обиделся на меня? Да?

Она отвела взгляд в сторону, опустила голову и тихо ответила:

— Приедет…

В мае в саду, как и прежде, распустились тополя. Как и раньше, они покрыли себя маслянистой листвой, весело шевелившейся под дуновением ветерка.

Сбегая как-то по лестнице через две ступеньки, Сережка догнал Кольку. Мальчик шел с портфелем и скрипкой.

— Чего это ты?.. — кивнул Сережа на черный футляр.

— Сегодня утренник будет в школе, и я выступаю…

Они вышли из подъезда вместе, и Сережка даже придержал дверь, чтобы она, не дай бог, не ударилась бы о Колькину скрипку.

— Ну давай… — улыбнулся он юному скрипачу. — Играй хорошо!

Колька тоже ответил ему улыбкой.

У Сережки в школе в этот день тоже был утренник. Но что там было ему делать, если после утренника всех отпускали домой? Не лучше ли уйти сразу, даже не появляясь в зале? Он так и сделал. Однако, выйдя из школы, понял, что зря — делать все равно было нечего. Походив по большой улице, он направился к своей старой школе. Войдя в школьный сад, остановился. «Где-то здесь было дерево, которое я сажал. Кажется, от края четвертое… Нет, — посмотрел он на высокий тополь. — Не может быть, чтобы оно стало таким большим…» Он еще раз взглянул на дерево, а затем, повернувшись, увидел у входа в школу ребят. Ребята что-то возбужденно обсуждали. Среди них был и Колька. Сережка подошел ближе и заметил, что Колька обеими руками держит скрипку, будто боится ее уронить. Лицо у него было заплаканное.

— Что случилось? — оказался Сережка рядом.

— У него скрипку сломали… Прямо пополам переломили…

Взглянув на инструмент, Сережка протянул к нему руки. Колька с готовностью отдал ему скрипку. Может быть, вспомнил про ту велосипедную спицу и подумал, что Сережка поможет ему и сейчас. Ведь помог же он тогда…

— Кто сломал? — посмотрел на ребят Сережка.

— Он не знает… Он говорит, что оставил скрипку за сценой, а когда пришел, она была уже сломана, — объяснил невысокий крепыш с приплюснутым носом.

— Да, пришел, а она уже была сломана, — подтвердил Колька и дотронулся кулаком до глаза. По щеке размазались слезы.

— А кто там был за сценой? — продолжал Сережка допрос.

— Никого…

Домой они шли вместе. В футляре, который нес Колька, громыхала сломанная скрипка.

— Как же теперь будет? — говорил мальчик. — Ведь у мамы нет денег на новую скрипку… У нас совсем нет денег…

— А сколько стоит скрипка?

— Не знаю, — пожал плечами Колька. — Разная цена у них бывает… Но мне дорогую не нужно, — пояснил он тут же. — Мне дешевую.