Тор

– Хм, пивасик – это хорошо, – улыбнулся Жаба, но сразу же перешел к разъяснениям положения обитания по эту сторону Периметра. – Жизнь и работа в Зоне мало чем отличаются от Большой земли. Вот смотри. Там, за Кордоном, есть вероятность поймать пулю? – Малмыга кивнул. – А вероятность того, что тебя продаст кто-то из своих? – Бандит снова согласился. – А вероятность отравиться паленой выпивкой? Можешь не отвечать. Так же и здесь. Могут пристрелить, продать, сожрать. Только в этих местах ты ощущаешь свободу. Да, конечно, здесь есть свои законы. Да, они жестоки, но справедливы, в отличие от правосудия там, за «колючкой». Одним словом – романтика.

– На хрен такую романтику, – огрызнулся Малмыга, откусывая получившийся бутерброд. – Не по мне такая жизнь.

Отмахнувшись, Жаба вскрыл банку пива и сделал несколько больших глотков. Закусил колбасой с сыром, а затем достал КПК, чтобы посмотреть время.

– Двадцать три пятьдесят семь, – вполголоса произнес он. – Выдвигаемся в шесть утра. Ты, зелень! – обратился сталкер к Малмыге и, увидев возмущенное лицо того, пояснил: – Ну а кто ж ты? Разумеется, зелень. Ты впервые в Зоне, так что не буксуй. Здесь свои правила и законы. Я уже говорил. Так вот. Доедай, допивай и ложись спать. Разбужу в три ночи. Сменишь меня в карауле. Время твоего отдыха пошло.

Положив рюкзак под голову вместо подушки, Малмыга улегся на бок, спиной к подельнику и костру. Незаметно достав из-за пояса пистолет, положил его подле себя так, чтоб в случае чего незамедлительно воспользоваться оружием. Он не доверял Жабе, поэтому спать не собирался. Бандит лежал, всматриваясь в тени, отбрасываемые на стену в свете огня.

Где-то выли и рычали монстры. Потрескивал костер. Ветер шелестел в кронах деревьев, шебуршали ветвями кусты. Страх. Первобытный страх ледяными когтистыми пальцами вцепился в сознание отморозка, превратив его в трепещущую жертву, коих он никогда не жалел…

– Подъем! – донесся голос Жабы. – Моя очередь бока отлеживать.

Малмыга встал, потягиваясь и широко зевая, делая вид, что только проснулся. Потер глаза и подсел ближе к костру.

– Хреновый из тебя актер, – пробурчал Жаба, укладываясь. – Решил меня развести? Хотя понимаю: я тоже не мог заснуть первые несколько ночей. Ладно, не скучай! – И, умостившись поудобнее, подельник захрапел.

Ветер усилился, сбивая пламя костра. Малмыга подкинул дров и устремил взгляд в темноту ночной Зоны. Блеснула яркая молния. Загрохотал гром. Со взбунтовавшихся небес хлынул сильный дождь. Все звуки утонули в шелесте миллиардов капель, что есть дури колошматящих обо все препятствия.

Сразу же похолодало. Запахло сырой землей. Малмыга вспомнил кладбище. Ему много раз приходилось посещать похороны своих товарищей. Особенно в лихие девяностые. В те годы каждый день кого-то убивали. Жизнь такая была. Вечные сходки, разборки, да что уж там говорить – обычное застолье в ресторане заканчивалось в лучшем случае лютым мордобоем, а в худшем – стрельбой и поножовщиной.

Малмыга, несмотря на всю жестокость тех лет, вспоминал это время с теплотой. Он, сын алкоголиков, вырос на улице в прямом смысле этого слова. Маугли городских джунглей. Отсюда и воспитание – или ты, или тебя. Когда ему исполнилось двенадцать, отец, поймав «белочку», зарезал мать. Сказать, что это стало ударом для парня? Нет. Он отнесся к этому равнодушно, но дома больше не появлялся. Ночевал с такими же беспризорниками, как он сам: в теплотрассах, подвалах. Нюхал клей. Воровал.

В тринадцать попал в колонию для несовершеннолетних за разбойное нападение. Там Малмыга окончательно определился со своим будущим. Завел знакомства с правильной босотой. Затем еще несколько ходок, но уже в тюрьму, где сидели матерые преступники, не чета тем соплякам в колонии для малолеток. Криминальный опыт и статус становились все крепче. Спустя некоторое время его, жестокого и беспощадного отморозка, боялись все жители Славутича и округи. Разбои, грабежи, рэкет, заказные убийства. Не было такой разборки, где не участвовал бы знаменитый Малмыга. Его опасались даже свои. Он пережил несколько покушений. Выяснив имена заказчиков и исполнителей, зверски расправлялся с ними. Показательно. Чтоб другие даже не задумывались рыпаться.

Но девяностые прошли. Наступили двухтысячные. Миллениум круто изменил жизнь как криминала, так и простых людей. Вчерашние крутые братки стали уважаемыми бизнесменами и прочей элитой, а кто-то, презрев блатные понятия, даже в депутаты подался. Но Малмыга не смог выйти из своей зоны комфорта. Он не хотел что-либо менять. Или просто не умел по-другому.

Разгульной жизни пришел конец. Настало время, когда большинство вопросов и проблем все чаще решались с помощью денег, а не оружия. Малмыга долго маялся в поисках места в новом мире. Куда-то делись всеобщий страх и уважение окружающих. Денег, заработанных в предыдущие годы, не осталось. Впрочем, как и красивой жизни. Некогда лютый бандит стал обычной «шестеркой» у местного шишки Клементьева.