Торфъ

   Никаких дорог в лесу и в помине не было. Те что натоптали рабочие давно заросли, а новых топтать уж и некому. Тот люд что остался в посёлке одними тропами в лес не хаживал, берег его. Лес, он шибко не любит когда в нем самоуправством занимаются, лес любит когда ты входишь в него словно в первый раз. Восхищаешься  его первозданной красоте. Удивляешься статности высоченных сосен и прислушиваешься к лёгкому шёпоту Тайги прилетающему к тебе с дуновением ветра и щебетом птиц. Если ты любишь лес, то и лес ответит тебе любовью. Главное его не боятся.... страх как магнит притягивал все плохое, что водится в лесу в изобилии, вот тогда держись путник…

  Фёдор Иннокентьевич лес любил, но хаживал в него не так уж и часто. В основном летом. По ягоды, по грибы, но собирал их с большой неохотой. Иногда добирался и до широких вод Ангары. Водили его туда достопочтенный  Жан Яковлевич совместно с уже представленным Порфирием Александровичем. Те были заядлыми рыболовами. Ловили на все, что попадало им под руку: удочки, спиннинги, донки, жерлицы, кружки, любили покидать увесистую «балду». Иногда баловались запрещёнкой. Ставили сеточку небольшую украдкой, либо «телевизоры». Но это когда клёва совсем не было, а так, ловили без устали, с упоением. Таскали  хариуса, ленка. Жаловали крупную щучку и налима. Первые хороши для копчения, вторые для жарки да посолу на зиму. Окуня и плотвиц выкидывали, ни жаркого с них, ни копчёного, а на посол – соли на них было жалко тратить. Соль в Тайге дефицит. Хотя изредка и окушков брали, вялили на солнышки – сущика с них ( вяленная рыба) делали. Сущик сам по себе на вкус не очень, а вот на «Вялую уху» с сушёными грибами, да приправами, самое то!

   Одним словом – любила старичков рыболовов великая река, а вот  Фёдора Иннокентьевича река недолюбливала, словно насмехаясь, подсовывая ему всякий раз мелких сорог, да жадных окуней, что вечно глотали крючок по самое грузило, и норовили проткнуть тебе пальцы своими острыми плавниками. Друзья улыбались, и дружно советовали ему завязывать со своими поплавками, и переходить на взрослые снасти, но активная рыбалка сильно утомляла Фёдора Иннокентьевича, куда удачнеё выходило у него сидение на корме старенькой плоскодонки. Подложив под пятую точку упругий валик свёрнутой в трубку телогрейки Фёдора Иннокентьевич медитировал, глядя на бесцельно скачущий по волнам поплавок…

– Ты глянь, волк что ли в гости захаживал?! – Сняв старенькое ружьецо с плеча, Порфирий Александрович нагнулся, разглядывая застывшие на снегу следы. Фёдор Иннокентьевич знал, что снимал ружье тот больше для проформы, чем в практических целях. Стволы были заряжено мелкой дробью, а тут волк! На волка картечь требуется, али пуля, а их у  Порфирия Александровича давно в закромах не водилось. Хотя, если по глазам бить, да потом рогатиной в бок добавить, то с одиночкой серохвостым сдюжить можно. Но кто ж этих волков видел? Давненько их не было в этих краях. Охотники поговаривают,  выше по реке ушли, дескать подальше от цивилизации. Там и лес гуще, да зверья всяко больше в верховьях. К Большому Чадобцу ушли, либо ещё дальше, к Ванаварам. Но, как говорится, то были лишь слухи и где эти самые Ванавары Фёдор Иннокентьевич в душе не чаял. А следы вот они, под самым носом, прав Порфирий Александрович и впрямь на волчьи похожи.

– Может Валет наследил? Марфа Ильинична вчера его кликала, кликала, а от так и не явился прохвост. Стащил чего поди, вот и шкерится, боится, что хозяйка ему хвост в бараний рог накрутит!

   Закинув ружьё обратно на плечо, Порфирий Александрович сухо процедил.

– Может и Валет! – Вытащив из кармана пошарпанный временем портсигар, Порфирий Александрович подцепил грязным ногтём одну из лежащих в нем самокруток. Сложив руки лодочкой, аккуратно прикурил её от спички, и выпустив в небесную синеву облако густого, душистого дыма, уже намного благосклоннее добавил. – Но, волка я бы тоже не стал убирать со счетов! По весне может и он пожаловать! Сам знаешь… Тайга вокруг....

   Не став более задерживаться, разглядывая никому не нужные следы, приятели двинулись дальше. Ориентируясь лишь по одному ему понятным меткам, да ориентирам, Порфирий Александрович вскоре резко свернул влево у кривоватой ели и уверенно пройдя вперёд с полсотни шагов, остановился.

– У меня, кстати, это – День рождение сегодня!

   Фёдор Иннокентьевич деланно округлил глаза, и задрав рукав телогрейки, поглядел на несуществующие часы.

– И во сколько же вы родились сударь? Уже, али полудня опосля? – Поддаваться на эти инсинуации он не собирался, но подыграть был готов. Это был уже пятый день рождения о котором объявлял Порфирий Александрович только в этом году. Такое заявление явно намекало на то, что многоуважаемому Порфирию Александровичу срочно требуются дегустаторы его свежесваренного самогона. А если судить по жару и сильному запаху сивухи в его доме, нагнал он этого самогону изрядно. И где только он берет для  всего этого ингредиенты шельмец. Не из еловых шишек же он его варит.