Торфъ

    Марфа Ильинична – душа на распашку, заботушка, веселуша, певица! Со своим низким, густым, практически – Контральто, она с первых же нот вышибала слезы умиления у собравшейся мужской половины. «Бежит река», «Надежда», «Где-то на белом свете», как же она исполняла эти славные песни, заслушаешься, не женщина – Богиня! Воинственная Валькирия спустившаяся прямиком с Вальхаллы на своём извергающем пламя коне.

    А вот Нина Александровна – грымза, зануда, скандалистка, и как её называли лишь жители посёлка –  человек – «Ой». Из её «Ой» можно было составить целый цитатник самых пессимистичных фразочек. Ой – как же все надоело. Ой – как же дальше жить. Ой – что же будет завтра?

    С какого боку не взгляни, веяло от Нины Александровны Вселенской тоской, и печалью, да так, что учуять их можно было аж за версту.

   А ещё она была очень совестливая, к другим естественно. Как вам не совестно так поступать. Как вам не совестно так говорить? Да и вообще есть у вас совесть или нет, в конце-то концов?!

     Именно поэтому Фёдор Иннокентьевич дюже не любил Нину Александровну, да и доченьку её – Машеньку, что была под стать мамаше, откровенно говоря так же недолюбливал. Может оно и к лучшему, что они не придут! Грешно конечно так говорить, неправильно, но, вовремя  дочка у неё приболела.... Глянув издалека в сторону Нинкиной избы, Фёдор Иннокентьевич зачем-то перекрестился и двинулся в противоположную сторону. Следовало ещё заглянуть к Владлену Аристарховичу и вышеупомянутой Богине – Марфе Ильиничне.

              «Владлен Аристархович»

  Самое сладкое Фёдор Иннокентьевич решил оставить на последок, поэтому для начала решил заглянуть к Владлену Аристарховичу.

   Прошмыгнув мимо засыпанной снегом поленницы Фёдор Иннокентьевич очутился у засыпанного снегом крыльца Владлена Аристарховичи. Несмотря на такое аристократическое имя, Владлен был что называется «Алкоголик – обыкновенный». Только не путайте пожалуйста этот термин с «Забулдыгой – запойным» или упаси Вас  Господь «Пьянью – подзаборной». Начнём с того, что в Каменеостровске заборов не водилось в принципе, а что самое главное, не было столько спирту в наличии, что бы заработать статус Забулдыги и тем более Пьяни. Ну а Алкоголиком может каждый стать, тут и стараться-то сильно не нужно! Главное правило- пей с самого утра! В смысле – напейся с самого утра! Вот если перед приёмом пищи рюмочку – другую – это уже привычки из высшего общество! У них так принято –  « для аппетита»! А у нас рюмка – другая может и за место обеда зайти!

  Тут, тук,тук!

– Владлен Аристархович! Владлен Аристарховииииич! Ау, душа моя, вы дома, али на прогулке? Хотя какая к черту прогулка? Когда это Владлен Аристархович, здоровья ему богатырского, на прогулки хаживал?

  Тук, тук, тук!!!

  В избе послышалось старческое кашлянье, и после весьма продолжительной паузы дверь медленно отворилась, являя взору Фёдора Иннокентьевича весьма удручающую картину.

Небритая физиономия Владлена Аристарховича была красной словно варёная брюква и имела выражение такого горя и сострадания к самому себе, что перепуганный этим зрелищем  Фёдор Иннокентьевич сам схватился за сердце.

– Что произошло голубчик?! На вас лица прямо нет!

   Владлен Аристархович вперил взгляд своих маслянистых, подслеповатых глаз куда-то в район живота Фёдора Иннокентьевича и горестно выпалил.

– Все!

– Что, все? Давление? Сердце?

– Все! Абздец! – горестно махнув рукой, Владлен Аристархович ухватил корявыми пальцами Фёдора Иннокентьевича за лацкан телогрейки и потянул за собой внутрь дома. – Абздец! Тю-тю! Ай-ля-ля! Sie ist nicht mehr!!! ( Её больше нет! Немецкий)

 Ну все, если Аристархович заговорил по-немецки, то приключилось действительно что-то дюже серьёзное. Фёдор Иннокентьевич враз погрустнел. Не хотелось чем-то омрачать праздник Порфирия Александровича, но и не посочувствовать горю такого душевного человека, как Владлен Аристархович тоже было грешно.

  Подведя Фёдора Иннокентьевича в самый дальний угол избы, Владлен Аристархович ткнул в него пальцем и едва сдерживая слезу, промычал. – Вот!

   Фёдор Иннокентьевич с содроганием глянул туда, куда указывал корявый палец с давно выгоревшем на солнце бледно голубым якорем и нервно заржал....

– Её больше нет!!! И это не смешно!!! Это трагедия! Катастрофа!!! Absturz!!! ( Крах! Немецкий)