Торговец тюльпанами

Дойдя до этого места, Виллем запнулся, пару минут молча водил пальцем по бумаге, перескочил таким образом пять или шесть строк и вернулся к чтению вслух:

Возможно, ты пытаешься понять, какой смысл в соединивших нас событиях. Зря пытаешься, потому что никакого смысла в них нет. Просто нас затянула последовательность, в которую тайно включена наша история вместе с тысячами других похожих. Так уж от века ведется: одни люди распоряжаются другими, как ветер водой: гонит ее, куда ему вздумается. Первые — господа, вторые — рабы. По какой случайности я оказался тут, а ты там? Не знаю, но можешь быть уверен, что нельзя уступить уже занятое место и что сегодняшние дворяне — в древности патриции — и завтра будут знатью, потому что цепочка наследств, привилегий, всяческих покровительств, которым в ущерб малым пользуются великие, не прервется никогда.

Зачем я пишу об этом? Да только затем, дорогой Виллем, чтобы убедить тебя: не надо пытаться изменить свое положение. Пророки могут сколько угодно толковать о грядущей справедливости и о небесном вознаграждении тем, кто терпит нужду в нашем бренном мире, они могут сколько угодно обещать богатство бедным и тучность тощим, но я-то, я, обеими ногами стоящий на земле, знаю, что они ошибаются. Мы — жернов, вы — зерно, которое мелют, вы — мягкие нежные колоски, которые каждый год поднимаются на наших полях и будут — на пользу тех, кому пойдет урожай — подниматься вечно.

То, что ты потерял и дом, и лавку, то, что вы, Деруики, снова стали бедными, подразумевается, повторяю, все тем же таинственным порядком вещей. Бороться с ним бессмысленно, мудрость в том, чтобы приручить его, подчинить себе.

Прими мой дружеский привет, Виллем, спасибо тебе за нежность наших… уединенных бесед. Мне хочется выразить свою благодарность не только словами, поэтому я сейчас же передам метру Бакеландту — поверенному из числа моих друзей — две тысячи флоринов. Но не в искупление грехов, как ты мог бы подумать, а для того, чтобы тебе и твоей семье легче было добраться до американских колоний, где вашей опорой и поддержкой станет отец. Харлемский воздух нехорош для вас, и разумным решением было бы поскорее уехать отсюда. Это мой последний совет, постарайся исполнить его без промедления!

Неизменно преданный тебе…

Паулюс ван Берестейн

Приписку мелкими, почти сливающимися одна с другой буквами Виллем разобрал с трудом:

Если тебе придет в голову нелепая мысль использовать эту записку для возбуждения судебного дела, помни, что у меня в ножнах остро заточенное оружие: заверенная твоим отцом долговая расписка. Мне очень не хочется пускать ее в ход, так что не принуждай меня к этому!