Торговля кожей

Эта улыбка отбила у меня желание прикоснуться к нему. Но патологическая ненависть Олафа к женщинам делала это предложение рукопожатия чем-то грандиозным. Это значило, что он считает меня достойной подобного жеста. Кроме того, нам придётся работать вместе на глазах у полиции. Я не хотела начинать охоту бок о бок с разъярённым на меня Олафом.

Я приняла его руку.

Он обернул свою огромную ладонь вокруг моей, потом прикрыл ее поверх второй. Некоторые мужчины так делают, я никогда не могла понять, зачем, но не в этот раз.

Я потянула руку, чтобы отстраниться. Совершенно бессознательно. Он сжал мою ладонь, сообщая мне, что я в его власти или, что мне придется побороться, чтобы уйти. Одно мгновение, но этого было достаточно, чтобы напомнить мне о том, что произошло в нашу прошлую встречу.

В последний раз, когда мы охотились, Олаф и я вырезали сердца вампиров. Те вампиры были могущественными и старыми, так что нельзя просто проткнуть сердце колом. Необходимо вынуть сердце из грудной клетки и сжечь его позже.

Я запуталась во внутренних органах, когда доставала сердце. Он предложил помочь, я согласилась. Я забыла, кто он такой.

Он засунул руку в дыру, которую сделала я, так что его рука скользнула внутрь рядом с моей в грудной клетке. Только когда его ладонь обвилась вокруг моей, сжимая обе наши руки вокруг еще теплого сердца, я посмотрела на него. Мы оба склонились над телом, наши лица были в дюйме друг от друга, наши руки были глубоко в теле мужчины. Он смотрел на меня вдоль тела, на наши руки с окровавленным сердцем. Он смотрел на меня так, будто у нас ужин при свечах, а я в изысканном нижнем белье.

Он держал свободную руку на моей руке, заставляя вынимать сердце из грудной клетки мучительно медленно. Он растянул этот процесс, наблюдая за моим лицом, пока мы делали это. На последних нескольких дюймах он смотрел вниз, на рану, а не на мое лицо. Он наблюдал, как наши руки поднимаются из отверстия под грудиной. Он держал свою руку на моей руке и направлял её вверх, так, что мгновение мы держали сердце вдвоём, а он мог смотреть на меня поверх истекающего кровью мускула.

Он тогда украл мой поцелуй, наш первый поцелуй, и в моих силах было сделать этот поцелуй последним.

-Отпусти меня, - сказала я, мягко, акцентируя каждое слово.

Его губы разошлись, и он томно выдохнул. Это было хуже улыбки. Я поняла в этот момент, что стала его трофеем с того убийства. Трофей серийного убийцы - нечто, что они берут у жертвы или просто с места преступления, чтобы потом, когда они увидят это, или коснутся этого, или услышат это, почувствуют запах, или вкус, испытать что-то, что вернуло бы их в воспоминание о той резне.

Я приложила все силы на то, чтобы не показать страха, но, видимо, у меня не получилось. Эдуард практически встал между нами, говоря:

-Ты ее слышал.

Он повернул свой взгляд за стеклами темных очков на Эдуарда. В последний раз, когда мы были все вместе, Эдуард сделал все, чтобы защитить меня, но теперь защита меня от Олафа была не просто вопросом пистолетов и угроз. В тот раз Эдуард взял мою руку, будто я была маленькой девочкой, которую нужно водить за ручку. Тогда Эдуард ко мне впервые прикоснулся, как к девушке, потому что я никогда не была для него просто девушкой. Он вложил в голову Олафа идею о том, что он, Эдуард, рассматривает меня, как девушку, вероятно, даже свою девушку. Может, как девушку, которую он хочет защищать. Я не позволила бы никому подвергать себя опасности подобной ложью, но если кто и мог справиться с Олафом, так это Эдуард. Кроме того, он с Эдуардом подружился раньше, чем познакомился со мной, так что это промах Эдуарда, что Олаф воспылал страстью ко мне.

Сейчас Эдуард повторил этот жест снова. Он положил руку мне на плечи. Это было первое. Это не помогало моей репутации среди полицейских, но они меня сейчас мало волновали. Все, что меня в данный момент интересовало, это мужчина, державший мои руки в своих. Это был настолько невинный жест, но эффект, который он на него производил, да и на меня тоже, не был невинным настолько, что вам и представить сложно.

Эдуард положил руку мне на плечи, не совсем объятие, скорее, обозначение своей территории. Что-то подобное делают школьники-спортсмены со своими подружками-болельщицами. Опять таки невинный жест, но это был знак обладания. Это мое, не твое.

Я не была собственностью Эдуарда, но в тот момент я, возможно, согласилась бы стать чьей угодно, лишь бы Олаф меня не получил. Я старалась не поднимать в памяти детали нашего общего последнего убийства, от одной мысли о которых моя кожа начинала покрываться мурашками, даже несмотря на стоявшую в Лас-Вегасе жару.

Олаф выдал Эдуарду полноценный пристальный взгляд из-за стекол очков, и медленно отпустил меня. Он отступил от нас.

Эдуард держал руку на моих плечах и при этом всматривался в крупного мужчину. Я просто стояла там и пыталась подавить дрожь, но под конец сдалась. В жаре, настолько раскаленной, что было тяжело дышать, я дрожала.