– Митч! – Кэти, завернувшись в полотенце, с круглыми глазами выглядывала из душевой. – Митч, здесь есть ванна! Я пошла в душ – а тут… тут оказался вовсе не душ! Митч, можно мне принять ванну? Пожалуйста!
Бывают в жизни минуты, когда даже честный консервационист рад побыть директором «Фаулер Шокен ассошиэйтед». Зевнув, я послал ей воздушный поцелуй и ответил:
– Разумеется, милая. И знаешь? Закажи ванну из чистой пресной воды!
Кэти сделала вид, что падает в обморок, а затем стремглав бросилась звонить администратору. Пока наполнялась ванна, я оделся. Потом мы не спеша позавтракали и рука об руку направились в Капитолий.
Кэти я усадил в ложе для прессы, а сам пошел в зал. Через толпу протиснулся ко мне глава нашего вашингтонского лобби и протянул мне тончайший бумажный листок – телеграмму.
– Последние новости о ракете, мистер Кортни, – сказал он. – М-м… у вас все в порядке?
– Лучше не бывает, – заверил я.
Отпустив его взмахом руки, я заглянул в телеграмму с космодрома – и вот что там прочел:
Я растер телеграмму между ладонями, и она рассыпалась в пыль.
Когда я поднимался на трибуну, кто-то тронул меня за локоть. Из церемониальной ложи выглядывал президент.
– Мистер Кортни, – прошептал он, старательно улыбаясь, – надеюсь, вы поняли, что я пытался сказать вам вчера в такси. Очень рад, что ракета полностью готова. И… – Тут он заулыбался еще шире и закивал, словно обменивался со мной какими-то ничего не значащими любезностями, а сам торопливо договорил: – Возможно, вы уже знаете, но… он здесь.
Выяснить, кто «он», я не успел. Навстречу мне, распахнув объятия, поспешил спикер палаты, загремели аплодисменты, и я поспешил натянуть на лицо улыбку, в которой не было ни грана искренности. Дело плохо, думал я. Если о том, что ракета готова взлететь и ждет только моего сигнала, знает даже президент – радоваться нечему.
Фаулер Шокен, улыбчивый мошенник; Фаулер Шокен, старый лицемер! Если бы не он, не стоять бы мне сейчас на этой трибуне. Я словно слышал его голос: «Продавай, Митч, продавай, мой мальчик! Ты сможешь продать что угодно, если будешь помнить, что они сами хотят купить!»
И я толкнул высокому собранию именно то, что всем здесь хотелось услышать. Кратко коснулся истории предпринимательства в Америке; затем предложил на разграбление целый мир и бескрайнюю вселенную за его пределами; яркими штрихами изобразил череду планет, принадлежащих не кому иному, как нам, предприимчивым американским бизнесменам, которым обязана своим величием наша цивилизация. Слушателей все устроило. Моя речь была встречена бурными аплодисментами.
Едва первая волна аплодисментов стала стихать, человек десять конгрессменов поднялись со своих мест, не переставая аплодировать: они просили у председателя слова для ответных речей. Я на них почти не смотрел: в этот миг я с удивлением заметил, что ложа для прессы, где сидела Кэти, пуста.
Спикер пригласил на трибуну седовласого джентльмена по фамилии Колби, сорок лет верой и правдой прослужившего стране.
– Слово предоставляется представителю «Ямми-колы»!
– Благодарю вас, господин спикер, – неторопливо ответил Колби.
Он любезно улыбался, но глаза его были холодными, как у змеи.
«Ямми-кола» – довольно крупная компания из тех, что считаются независимыми; однако мне вспомнилось, как Фаулер однажды упоминал о подозрительной дружбе ее руководства с Таунтоном.
– Если мне будет позволено выступить от имени Верхней Палаты, – начал Колби, – прежде всего я хотел бы поблагодарить нашего достопочтенного гостя за его блестящую, исключительно продуманную речь. Уверен, все мы с наслаждением слушали выступление человека, столь выдающегося по своему положению и успехам.
«Пой, пташечка, пой», – с раздражением подумал я. Ясно было, что это пышное вступление – лишь прелюдия к чему-то далеко не столь приятному.
– С позволения палаты, – продолжал Колби, – я хотел бы задать нашему уважаемому гостю несколько вопросов касательно законопроекта, представленного им на наше утверждение.