И мы поднялись наверх, в рубку, откуда можно было взглянуть на звезды. Здесь уже собрались другие пассажиры; все они были мне незнакомы.
В лунных ракетах иллюминаторов нет: они ориентируются с помощью радаров, а величественное, но бесполезное зрелище за окном в них принесено в жертву прочности и надежности конструкций. Так что никогда раньше я не видел звезд из космоса.
За окном сияла и переливалась белая ночь. Крупные яркие звезды сверкали на фоне мелких, а те, в свою очередь, терялись в блистающей пыли звездных частиц. Куда ни кинешь взгляд – нигде ни пятнышка тьмы: лишь свет, бесконечный, ласково мерцающий свет. Да огненный ободок по краю иллюминатора указывает, в какой стороне солнце.
Наконец мы оторвались от окна.
– А где Мэтт Ранстед? – спросил я.
Кэти рассмеялась:
– Дома, в Шокен-Тауэр. Держится только на бодрящих таблетках – и пытается расхлебать кашу, которую мы заварили. Кто-то должен был остаться, Митч. К счастью, у Мэтта есть и доступ к твоим акциям, и право ими голосовать. В Вашингтоне у нас почти не было времени поговорить: теперь у него, должно быть, множество вопросов – и ответы ему придется искать самому.
Я непонимающе взглянул на нее:
– Подожди-ка! А что Ранстед делал в Вашингтоне?
– Спешил тебя предупредить, Митч! После того как бедняга Джек О’Ши не выдержал…
– Что?!
– О господи, ты не знаешь!.. Давай расскажу все по порядку. О’Ши не выдержал. Выпил лишнего, может, и не только выпил – и проболтался какой-то случайной подружке. Его схватили, и он выложил все. И о тебе, и обо мне, и о ракете. Обо всем.
– Кто его схватил?
– Твой дорогой друг Б. Дж. Таунтон.
И Кэти зло чиркнула спичкой, прикуривая сигарету. Я разделял ее чувства. Джек О’Ши, думал я. Малыш Джек. Неполный метр росту, фарфоровое личико, острый, язвительный ум и беззаветная отвага. В последние недели он часто меня бесил, но теперь я обо всем забыл – думал лишь о Джеке, маленьком и хрупком, в лапах Таунтона и его нелюдей.
– Таунтон узнал все, Митч, – продолжала Кэти. – По крайней мере, все важное. И если бы Ранстед не установил «жучок» у него в комнате для допросов, нас взяли бы на месте. Однако Ранстед успел метнуться в Вашингтон, предупредить меня и президента. Нет, президент не конс – просто хороший человек. И вот… мы здесь.
Тут нас прервал капитан.
– Через пять минут меняем курс, – объявил он. – Советую всем разойтись по каютам и пристегнуться. Хотя сильно трясти не должно.
Кэти кивнула и повела меня прочь. Когда мы вошли в каюту, я взял у нее сигарету, сделал затяжку – и вернул.
– Митч, что это ты вдруг? – удивилась она.
– Исправляюсь помаленьку, – ответил я. – Да, Кэти… еще один вопрос. Не слишком приятный.
Она вздохнула.
– То же, что у тебя с Эстер, – ответила она.
– Я хотел спросить, что было между тобой и Дже…
– А я ответила. Между мной и Джеком было то же самое, что между тобой и Эстер. Любовь без взаимности. Не знаю уж, насколько Джек меня любил, но влюблен был точно. А я – нет. Потому, черт возьми, что все это время с ума сходила по тебе! – добавила она с неожиданной злостью.
– А-а… ага, – только и сумел ответить я.
И потянулся ее поцеловать. Кэти меня оттолкнула, и я, ойкнув, отлетел и врезался головой в стену.
– Какой же ты идиот! – горячо продолжала она. – Джек бегал за мной, а мне никто, никто никогда не был нужен, кроме тебя! И ты этого даже не замечал! Ты вообще ничьих чувств не замечал – ни моих, ни Эстер. Бедняжка Эстер, она так надеялась!.. Господи, Митч, ну как можно быть таким слепым и глухим?
– Эстер меня любила?
– Ну да, черт побери! Думаешь, почему она покончила с собой? – Кэти топнула ногой – и от этого движения взлетела под потолок.
Я потер лоб.
– Ну надо же, – проговорил я. И больше ничего не смог из себя выдавить.
Раздался пронзительный писк. Сигнал – через минуту перемена курса.
– В койки! – приказала Кэти.
На глазах у нее заблестели слезы, и я крепко ее обнял.
– Как же все неправильно! – проговорила она. – У нас одна каюта на двоих, но коек две, и к ним надо пристегиваться. И всего минута на то, чтобы нам с тобой покончить со всеми вопросами и ответами, успеть поцеловаться и помириться!
– Милая, минута – долгий срок! – ответил я.
И в самом деле, за минуту мы успели все.
Фредерик Пол. Чума Мидаса
Итак, они поженились.
Жених и невеста образовали прекрасную пару, она – в своем жабо на двадцать ярдов безупречно белого цвета, он – в своей строгой серой гофрированной блузе и плиссированных панталонах.
Свадьба выдалась скромная, но большего он не мог себе позволить. В гости пришли к ним только ближайшие родственники и горстка близких друзей. И когда священник закончил церемонию, Мори Фрай поцеловал свою невесту, и они поехали на прием. Всего было двадцать восемь лимузинов (правда, в двадцати из них – одни только роботы из прислуги) и три цветочных вагона.
– Благослови вас обоих Господь, Мори и Черри, – сентиментально протянул старик Илон. – Вы у нас – пара хоть куда. – Он высморкался в рваный батистовый квадратик ткани.