Торговцы плотью

Янс не терпел грубости и при малейшем намеке на грязную шутку тихонько уходил из комнаты. Не считая этой безобидной аллергии, он был идеальным помощником, обязательным и энергичным.

Однажды днем, когда мы потели над графиком, вошла Марта.

— У нас проблема, — сообщила она. — Мне позвонила особа по имени Луэлла и заказала «сцену». Я обещала перезвонить. Проверила рекомендации, и дама, которая ее прислала, сказала, что все в порядке. А потом вдруг добавила: «Между прочим, Луэлла — черная». Как вам это нравится?

Мы с Янсом переглянулись.

— У вас были когда-нибудь черные клиентки? — вежливо поинтересовался Янс.

— Одна африканская леди, — вспомнил я. — Туристка. В нее еще влюбился черный жеребец.

— Но Луэлла-то здешняя, — сказала Марта. — Вопрос в том, надо ли нам обслуживать черных? Не отпугнет ли это белых?

— По-моему, у нас нет выбора, — сказал Янс в своей обычной задумчивой манере. — Если мы откажем, она может предъявить «Театральной академии Питера» обвинение в расовой дискриминации.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась Марта. — Найдется жеребец, который пожелает ее обслужить?

— Я сам ее обслужу, — сказали мы с Янсом в один голос, и Марта расхохоталась.

— Хотите попробовать? Ладно. Назначаю встречу.

— Как насчет пивка? — предложил Янс, когда она ушла.

— Прекрасная идея.

Он пошел на кухню и вернулся с двумя запотевшими бутылками «Колбэк» и пльзенскими кружками. Мы водрузили ноги на стол.

— Не понимаю, — сказал я. — Почему черной женщине хочется в кошатник к белым мужчинам?

— Может, она феминистка, — предположил Янс. — Это не редкость среди черных женщин.

— Понятно, профессор, тогда объясните, почему феминистке хочется в кошатник к белым мужчинам?

— А почему женщинам хочется стать полисменами, летчиками-испытателями или водолазами? Чтоб доказать миру, что чисто мужских профессий, неподвластных женщине, не бывает.

— Янс, продолжайте, — попросил я.

— Принцип тот же самый, — продолжал он. — Оплаченная «сцена» с незнакомым мужчиной — символ подлинного равенства. На протяжении многих веков мужчины покупают женское тело. Настал черед женщин. Наше предприятие, Питер, предоставляет раскрепощенной женщине возможность добиться неслыханного равенства. Я думаю, многие наши клиентки — феминистки, независимо от того, сознают они это или нет. Наши «сцены» удовлетворяют их стремление к независимости, их женскую гордость.

Я засмеялся:

— Послушать вас, получается, что мы стоим на службе обществу.

Он серьезно смотрел на меня.

— Вы недалеки от истины. На самом деле, мы продолжаем сексуальную революцию.

— И Луэлла, по-вашему, рвется к нам, потому что она феминистка?

Но прежде чем он успел ответить, вернулась Марта.

— Отбой, волонтеры, — усмехнулась она. — Луэлла просит черного жеребца.

Мы с Янсом осушили свои кружки одним глотком.

— Я выпишу наряд Кингу Хейесу, — сказал я. — Он самый лучший. И попрошу выяснить, что ее сюда привело. Марта, Янс считает наших клиенток феминистками. Что скажешь?

— Кому какое дело? — пожала она плечами. — Пока они несут деньги.

— Вот вам, — сказал мне Янс. — В конечном счете всех уравнивает одно — доллар.

Глава 91

Когда Марта уехала устраивать сына в летний лагерь, мне позвонил Оскар Готвольд. Михаэль Гелеско просит нас прийти на встречу, на этот раз в «Роман энтерпрайзис», в Эмпайр-Стейт-Билдинг. Я вспомнил, что рассказывал мне год назад Сол Хоффхаймер.

— «Роман энтерпрайзис» — истинный владелец «Баркаролы»? — спросил я Оскара.

— Возможно, — уклончиво ответил он. — Президент, Октавий Цезарь, — влиятельнейший человек. Именно он говорит «да» или «нет». Он хочет лично встретиться с вами обоими.

Я объяснил, что Марта в отъезде, и спросил, нельзя ли отложить знакомство до ее возвращения.

— Наверно, можно, — сказал Готвольд, — но, по моему мнению, неразумно. Отсрочки плохо сказываются на деловых отношениях. Почему бы вам самому не встретиться с ними?

— А вы с Игги придете?

— Нет. Октавий Цезарь особо подчеркнул, что желает говорить только с главными действующими лицами.

— Хорошо, — сказал я. — Я с ним поговорю.

— Не берите на себя никаких обязательств, — предупредил Оскар. — Не рассуждайте о деньгах. У них есть все цифры. Будут требовать деталей, отсылайте их к Игги или ко мне. Они просто хотят познакомиться с вами.

К моему удивлению, приемная «Роман энтерпрайзис», без единого стула, оказалась не больше кабины телефона-автомата. Чопорная секретарша, явно нуждающаяся в медицинской помощи, отодвинула стекло и холодно сказала:

— Слушаю вас?

Когда я сообщил свое имя, она нажала клавишу телефона, тихо произнесла несколько слов. Потом повернулась ко мне и указала:

— Сюда. Потом по коридору до дубовой двери в самом конце.

— Благодарю, — сказал я и добавил: — Какая очаровательная камея. Антикварная вещь?

— Восемнадцатый век, Италия, — оттаяла она. — Это не слоновая кость, а перламутр.

— Прелестно, — заверил я ее, одаривая теплой улыбкой.

Как легко заводить друзей!

Должно быть, она нажала кнопку, ибо электронный замок на внутренней двери зажужжал, и я вошел. По лязгу двери за спиной я понял, что она стальная.