Торговцы плотью

Я должен был встретиться с Дженни Толливер в забегаловке под названием «Стыд и срам» на Амстердам, рядом с Восемьдесят четвертой улицей. Притащился на час с лишним раньше и коротал время, бродя по окрестностям.

Просто не верилось, что Вест-Сайд так изменился за короткое время. Со своими антикварными лавками, художественными галереями, бутиками и магазинами деликатесов. Он становился похожим на Гринвич-Виллидж. Люди на улице стали моложе, а цены взлетели до небес.

Я вспомнил окошечко кондитерской, где покупал «Вэрайети», семейную пивнушку, где пил мексиканское пиво, старьевщика-итальянца, продававшего поношенные ботинки, цыганок, предсказывавших судьбу и облегчавших карманы легковерных граждан. Все это исчезло. Прогресс. Черт бы его побрал…

Я занял самый дальний столик в «Стыде и сраме» и заказал водку в ожидании Дженни. Заведение было оформлено в грубом кустарном стиле. Официантки в грубых хлопчатобумажных платьях и, я мог бы поклясться, в том, что пьют морковный сок.

Я увидел, как Дженни входит в дверь, и у меня захватило дух. Какая совершенная женщина: не идет, а плывет по воздуху. Нахлынули воспоминания, и я чуть не расплакался.

Платье широкое, струящееся. Волосы распущены, подбородок вздернут. Она отыскала меня глазами и стала пробираться между столиками. Я поднялся. Мне хотелось схватить ее, но мы просто пожали друг другу руки.

— Питер, — сказала она, критически оглядывая меня, — ты набираешь вес.

— Я набираю, а ты теряешь! Чудесно выглядишь, Дженни.

— Спасибо, — искренне ответила она.

Она попросила белого вина, а я — еще водки. Мы заказали чизбургеры, хрустящую картошку и салат, избавившись за этим занятием от некоторой скованности. А потом оказались одни. Вместе.

— Расскажи о своей новой студии, — попросил я. — Звучит потрясающе.

Она рассказала, над чем хочет работать и как надеется со временем начать торговлю собственными сверхмодными тканями. Может, займется постельным бельем. Или драпировками. Или еще чем-нибудь.

Она говорила, а я смотрел на нее через стол. Я все помнил: пышные волосы над овалом лица. Спокойные, ясные черты, серьезное выражение глаз. Все соразмерно, все строго.

— Ты согласен? — спросила она.

— Что? А! Абсолютно.

Она засмеялась.

— Да ты не слушаешь, Питер!

— Не слушаю, — смутился я. — Просто любуюсь.

Она опустила глаза, катая хлебные шарики.

— Артур шлет привет.

— Ты сказала, что встречаешься со мной?

— Да.

— И что?

Посмотрев мне прямо в глаза, она сказала:

— Артур такой славный.

— Да, славный.

Слава Богу, принесли еду, нашлось занятие на несколько минут.

— А как твой бизнес, Питер? — спросила она, хрустя картошкой.

— О, не стоит об этом говорить.

— Давай поговорим! Дела идут хорошо?

— Очень хорошо.

— Просто не могу поверить, — покачала она головой.

Меня охватила ярость Яго, взбешенного наивностью Отелло.

— Чему ты не можешь поверить? — огрызнулся я. — Что женщины охотно платят за удовольствие? Что тут такого? Почему они хотят стать полицейскими или летчиками-испытателями? Чтоб утвердить в мире свое равноправие.

— Что тут общего с оплатой мужских услуг в постели?

— Принцип тот же самый. Оплаченные услуги незнакомого мужчины — символ подлинного равенства. На протяжении многих веков мужчины покупают женское тело. Настал черед женщин. Они получили возможность добиться неслыханного равенства. Они удовлетворяют свое стремление к независимости, свою женскую гордость.

Дженни поперхнулась куском чизбургера.

— Это продолжение сексуальной революции, — серьезно заявил я. — Служение обществу.

Она покончила с едой, вытерла губы бумажной салфеткой. Потом посмотрела на меня.

— Питер, — спокойно проговорила она. — Я, честно, не знаю, кто ты есть на самом деле, и сам ты, по-моему, тоже не знаешь. Ты всегда играешь какую-то роль.

— Шекспир сказал лучше, — заметил я нарочито легкомысленно. — «Весь мир — театр».

— Это другое, — сказала она. — Актер играет одну и ту же роль неделю, месяц, год. Потом она переходит к другому актеру, но суть ее почти не меняется. Когда я иду смотреть «Гамлета», я знаю, что иду смотреть «Гамлета». Но я никогда не знаю, что увижу, встретив тебя.

— Ты хочешь сказать, что я лицемер?

— Да нет, конечно. Просто мне хочется когда-нибудь взглянуть на тебя без грима и парика.

Я старался не выдавать своего смятения.

— Даже если так, Дженни, а я не согласен, что это так, разве не интересней иметь дело с загадкой. Взять хотя бы Артура, ты знаешь, что он славный, а я какой? Если у меня тысяча разных ликов, разве тебе не интересно разглядеть за маской человека?

Дженни долго молчала, глядя на меня.

— Да, — сказала она наконец. — Интересно. Вот разве что…

Она не договорила. Ну и не надо. Я сам мысленно договорил за нее: вот разве что под последней маской не окажется ничего.

Глава 93

Я только что сделал «дубль» и, выходя из кухни, увидел клиентку, направляющуюся в Синюю комнату. Это была не женщина. Это была девочка.

— Эй, — крикнул я Марте, — эта клиентка из Синей, она что, герлскаут? А может, брауни?[22]