Торнан-варвар и жезл Тиамат

— Да, а городок-то был приличный, — с сожалением произнес маг, оглядывая руины. — Может, пошерстим — глядишь, чего и найдем?

— Если я хоть что-то понимаю в развалинах, — сказала Марисса, — то тут лет за тысячу до нас уже все вышерстили. И вообще, времени нет. А кроме того, в таких вот развалинах нечисть с нежитью и заводится.

— Если тут нечисть и была, то вся померзла невесть когда, — усмехнулся фомор. — Да и потом — нечисть, как старики говорят, все больше к людям льнет. Как нелюдям без людей, так и людям без нелюдей тяжеловато.

— А цверги твои — не нечисть?

— Цверги все вымерли, говорю. А если и остались — то не нечисть. Они людям сродни были... У них тут царство было, в пещерах. Города подземные, шахты, переходы...

— А я слышала, цверги были ящерами, только с мыслью и речью. Глаза у них были большие, в темноте видели, и чешуей покрыты...

На этом разговор окончился, и они двинулись дальше, оставив пустой мертвый город позади.

А через несколько сотен шагов наткнулись на караван.

Может быть, это был караван беженцев, искавших тут спасения, может быть, просто путники, которых неотложная надобность заставила двинуться через горы. Но что бы они ни искали в пути, нашли они смерть. Вернее, смерть сама их нашла, по своему обыкновению.

Спускавшийся в междугорье ледниковый язык рассыпался внизу глыбами и, обнажив скрытое подо льдом, дал возможность троим друзьям увидеть след много лет — или даже столетий — назад происшедшей здесь маленькой трагедии.

Несколько лошадей, изломанных, раздавленных, словно мыши, с которыми вдоволь поиграла кошка величиной с кита. Четверо мужчин в пластинчатых доспехах поверх тулупов — все крепкие и высокие при жизни, но сейчас странно плоские. Могучий старик в богатой шубе белого норглингского песца и высокой бобровой шапке, вмятой в череп; его лицо и борода были залиты кровью и мозгом, вытекшим из пустых глазниц.

И девушка.

Лет пятнадцати, пепельноволосая, в распахнутой горностаевой душегрейке, под которой было затканное золотом длинное платье. Она лежала, раскинув руки, и глядела в небо ярко-голубыми глазами. Удар стихии пощадил ее. Лицо ее не отражало ни боли, ни предсмертного ужаса — лишь удивленная обида: «Почему это со мной случилось? Я ведь так хотела жить...»

Чикко присел рядом с ней, поднял лежащее на груди массивное золотое ожерелье с разноцветными искрящимися камнями, взвесил, покачав на ладони... и, печально улыбнувшись, бросил обратно.

— Покойся с миром, сестра, — пробормотала Марисса, взмахом руки изобразив над телом знак Великой Матери. — Пойдемте побыстрее отсюда!

Торнан был склонен одобрить поступок Чикко, хотя нельзя сказать, что демон жадности не шептал ему в уши своих советов. Нет греха в том, чтобы взять у мертвых то, что им не нужно — если это, конечно, не осквернение могил. Но зачем им золото в этих ледяных горах? Лишняя тягота для и без того заморенных коней. Да и неизвестно — возможно, Хозяева этих скал не одобрят, если забрать у них добычу, которой они владеют уже давно.

— Я вспомнила... — сообщила Марисса, когда они проехали с версту. — Есть такое предание, про то, как в Рихейских горах пропал государь Садрикк и его дочь, спасавшиеся от мятежников. Они ехали навстречу войску, отступившему сюда, чтобы встать во главе его и вернуть корону. А без них все разбежались, так что узурпатор усидел на троне и теперешняя династия происходит от него.

— Когда это было? — спросил Торнан.

— Лет пятьсот назад, или даже больше. Не помню, нам это еще в первый год в школе рассказывали... И еще говорят, что они не погибли, а спят в пещере, чтобы прийти на помощь своему народу и изгнать злодеев. Как станет невмоготу жить, так начинают вспоминать... Три раза самозванки смуту устраивали.

Торнан равнодушно промолчал: наткнулись они на разгадку той давней трагедии или это кто-то другой нашел тут вечный покой — так ли это важно?

Но дело явно давнее: горностая в Логрии извели уже лет сто, да и таких доспехов, как на расплющенных лавиной воинах, Торнану не приходилось видеть даже среди хлама, присылаемого из арсеналов к полковым кузнецам на переделку.

На ночлег они устроились в обнаруженной Чикко пещере.

Хотя в ней не было тепло, но она давала защиту от ветра — и им, и коням.

Внутри было старое (очень старое) кострище и ветхий до невозможности обрывок ткани — люди были тут очень давно.

— Принеси снежку, — попросила Марисса. — Не всухомятку же есть?

Торнан кивнул и вышел наружу, во полутьму, набрать в бурдюк снегу, выбирая плотный слежавшийся наст.

Угасающий закат освещал скальные расселины и воронки. По горным плато гулял ветер, мрак опускался на глетчеры высочайших хребтов, скрывая их серо-зеленый древний лед. С бурдюком в руке Торнан стоял на снежнике, на ветру, и смотрел, как высокогорье тонет в наступающей ночи. Потом Марисса окликнула его, и он вернулся в грот.

Они сидели у костра в дымной пещере, ели приготовленный Мариссой ужин, а завернувшийся в шкуру Чикко, хватив из фляжки пару добрых глотков, дремал, тихо посапывая. Дремали и скакуны — Ревун, Мышка и Черныш.