Торпеда для фюрера

Выше некуда, вроде бы…

– Разведотряд штаба Краснознамённого, – не распрямляясь, приложил ладонь к серой немецкой пилотке Войткевич.

– Сядь, Яшка, кто б ты сегодня ни был, – мельком глянул на него Хачариди. – Пока пулю в лоб не словил. Заново знакомиться он ещё будет! Некогда мне с церемониями, уничтожаю живую силу противника.

– Дело хорошее, Серёга, – кивнул Яков, садясь под стенку бетонного капонира подле приямка со стреляными гильзами, – живую силу противника изводить. Только как же тебе противник пушку свою отдал для собственного извода? Что-то я «горы кровавых тел» не вижу? – оглянулся он.

– Только часовой был, там внизу лежит. Остальные жрать ушли, что ли?

– Точно. Мы сегодня весь день, куда ни ткнёмся, везде у них: «перерыв на обед», – покачал головой Войткевич, припомнив чёртову полевую кухню, так не вовремя подвернувшуюся под колеса их грузовика. – Прямо, воевать не с кем.

– Это как посмотреть, – заметил Везунок. – Если через прицел…

Он прижал подошвой ботинка педаль гашетки. Несколько секунд не только стальную поворотную станину «Flak», но и всё бетонное гнездо, казалось, сотрясала великанская дрожь. В ответ на размеренный механический грохот орудия отозвались, за дальностью невнятные, вопли наступающих.

– Браво, – похвалил Войткевич, отмахиваясь от пороховых дымов. – Сам управляешься, человек-оркестр? Где таким талантам учат?

– С артиллерией обращаться – в саперно-маскировочном, – не отвлекаясь от окуляра прицела, ответил Везунок. – А тут помесь автомата и пушки, вот только подогнать данные прицела под жопу… – Он с рокотом шарниров повернулся к лейтенанту вместе с сиденьем и короткоствольной пушкой. – Трудновато. Так что я, считай, прямой наводкой.

– У тебя ж целый корректировщик есть? – слегка удивился Яков. – Я вот привёл, – и кивнул на Антона, выбравшегося наверх вслед за ним.

– Он же радист, – резонно возразил Сергей. – Радист нужнее.

– Ну, это ещё вопрос, кто кого привёл, – вставил старший сержант, вытирая тыльной стороной ладони кровь со лба, рассечённого щепой. – А насчёт того, что радист, – добавил он, роясь в санитарной сумке немецкого расчёта, – толку с меня, как с радиста, – вздохнул Антон и, приложив ко лбу клок стерилизованной ваты, вынутой из алюминиевого футляра, отодвинул от прицела командира. – Думаешь, я на корректировку с рацией ползал? Хрен там. По старинке, как при царе Горохе, с катушкой полевого телефона на горбу. А где цели? Что-то я никого не вижу.

– И не увидишь, – фыркнул Сергей, уступая место наводчика и пересаживаясь за поворотные рычаги. – Кто попрятался, остальные уже ниже «минус 12‑ти» [70] , в мёртвой зоне.

– Ну если вам всё равно, – оживился Войткевич и, оставив «шмайссер» на бруствере, встал на поворотный круг станины и выглянул поверх броневого щитка. – Очень нашему Краснознаменному вот эти шустрики досаждают, – ткнул он пальцем в бухту, где, как ни в чём не бывало, мирно колыхались на мелких волнах громоздкие шнельботы, пришвартованные к пирсам.