Торпеда для фюрера

Приговорённый ещё в Крыму, переименованный в степи под Мелитополем и опознанный на Кавказе, Павел Григорьевич Бреннер промолчал, уставившись на край скатерти.

— Значит, он скрыл от вас эти свои новаторства, — снисходительно кивнул Овчаров. — Почему?

Бреннер выразительно пожал плечами. Как-то не хотелось ему признаваться, что если перед смекалкой «Кулибина», как механика, он готов был снять шляпу, то к его потугам инженерный гений относился с известной ревностью, — а следовательно, весьма долго и тщательно проверял бы все выкладки, прежде чем допустить изменения в «мозгах» торпеды. Тем не менее, будучи воспитанным в европейском духе рациональной справедливости, на следующий вопрос полковника: «Мне кажется, вы не считаете, что это он сделал, — Овчаров неопределённо помахал пухлой ладошкой, — …из каких-то вредительских соображений?» — Павел Григорьевич ответил твердо: «Не считаю».

Бреннер нацепил дужки очков, хоть и дрожащими руками, но аккуратно, и даже приосанился, запахнув полы видавшего виды пиджака.

— Совершенно не считаю. Я даже уверен, что Лёвка Хмур, — он скрипуче прочистил горло. — То есть, воентехник Хмуров, конечно, вполне порядочный человек и гражданин, и предан… — Павел Григорьевич, разгорячившись, как-то даже подзабыл, чему там быть преданным поучал комиссар Овсянников на нудных своих политзанятиях, так что сказал только растерянно: — Всему, чему надо.

— Тогда что же? — усмехнулся начальник флотского Смерша в ладонь, по обыкновению, подпиравшую подбородок. — Что им, по-вашему, двигало?

— Это трудно объяснить без привлечения специальных технических понятий, — начал Павел Григорьевич извиняющимся тоном, но, заметив нетерпеливую гримасу полковника, продолжил, почти сердясь: — Я думаю, Хмуров пытался усовершенствовать систему распознавания искусственных и естественных помех, отвлекающих торпеду от цели. Но получилось так, — раздражённо развёл он руками, — что не столько усовершенствовал, сколько усложнил систему, ввёл какие-то излишние блокировки, вот она и не сработала.

— Значит, Хмуров не планировал сорвать испытания? — равнодушно, словно для протокола, уточнил Овчаров.

— Совершенно уверен, — решительно подтвердил Павел Григорьевич. — Ни сорвать приёмку «изделия», ни как-либо его испортить.

— Почему же тогда сбежал? — закономерно спросил полковник.

— Когда увидел, что меня тут же арестовали? — негромко, но с горькой иронией уточнил, в свою очередь, инженер и подслеповато прищурился на Овчарова поверх круглой оправки очков. — А вы мне сейчас поверили?..

Пришла очередь подполковника красноречиво промолчать.

Снятся нам покой и воля…

Туапсе. Лето 1943 г. Судоремонтный завод в/ч 67087

— Ну вот, а я уже надеялся дослужить сытым и мытым до ветеранского аттестата, — хрипел Яша Войткевич, сигая через скамейки и распахивая на бегу двери предбанников. — С березовым веничком на полатях.

— С намыленной задницей! — звеня цинковыми шайками и чертыхаясь, опередил его Новик. — И поперёк лавки! Будешь ты своей пенсии дожидаться. Что здесь делать Задоеву?!

— Всё, что не хотите, — пнул ногой подвернувшийся тазик Войткевич.

Действительно, что удивительного в появлении на довоенной межколхозной, а теперь военной малотоннажной судоремонтной базе старшего офицера радиотехнической службы флота? Ничего. Кроме решимости к действию двух разведчиков, ожидавших появления «кого угодно из штабных», — как довольно туманно пояснил их задачу майор Тихомиров, командир 2-го разведотряда. Как это он сказал? А вот так:

— И вообще, кого угодно, кто приблизится к объекту, хватайте за шкварник! Потом, если что, покаемся, а не поможет, так примерно вас расстреляем, но с сохранением наградных и посмертных семьям.

Собственно поэтому, в первую очередь, и привлекли к традиционно шпионскому сценарию не офицеров контрразведки, а фронтовых разведчиков, не примелькавшихся в штабе флота.

— Альбина!.. — зажевав отчество солидной дамы, с порога рявкнул Александр Новик, разнеся плечом двери директорской приёмной. — Где Задоев?

Альбина Эдуардовна, женщина рептильного хладнокровия, не поднимая головы, как если бы не вихрь ворвался, а сквозняком потянуло, посмотрела на него поверх очков:

— Кто?

— Каперанг, который сюда заходил! — рванул к обитым дерматином директорским дверям старший лейтенант.

Впрочем, с точки зрения Альбины Эдуардовны, — всего лишь Саша-кладовщик, поэтому: «Назад!» — вполголоса, но так внушительно скомандовала она, по-прежнему не поднимая головы от гроссбухов, что Новик невольно отдёрнул руку от фигурной медной скобы.

— Никто сюда не заходил. Тем более, эта ваша «абракадабра».

В секретарши Альбина Эдуардовна попала с вполне сухопутной должности директора пионерского лагеря. Поэтому ни удивить, ни взять напором её не представлялось возможным. А уж оспорить решение… На подчиненных своего мужа она смотрела с материнской готовностью выпороть их, в случае чего, для их же блага.

Новик слегка сдал на попятную.

— А уборщик где? Дядя Паша?