Торпедоносцы

— Миша! — врывается голос Рачкова. — У концевого ход не больше четырех узлов. Бери упреждение полкорпуса влево!

Михаил тоже заметил, что у транспорта почти нет буруна, значит, он сбавил ход. «Учтем!»

А справа, слева и впереди торпедоносца сверкают струи с «эрликонов», на воде частят белые всплески, вокруг них вспыхивают в водяной пыли радуги: сколько столбов — столько радуг. Заметил; на эсминце стреляют не все орудия, только носовые. Вдруг его корму накрывает мощный столб воды — рванули бомбы Репина. А штурман уже кричит:

— Залп! Миша! Залп!

Транспорт — на делениях планки. Наметанный глаз безошибочно ловит: дистанция — нужная! Палец сам жмет боевую кнопку. Но руки на штурвале не ощущают знакомого дрожания при освобождении машины от тяжелого груза. Быстрее, чем сознание зафиксировало отказ электросбрасывателя, рука рвет рычаг аварийного сброса торпеды. Есть! Теперь самолет сам рвется вверх! Но летчик толкает его вниз, к воде, чтобы не попасть под огонь малокалиберных пушек.

— Торпеда пошла! Пошла-а! — крик штурмана и истребителей сливаются воедино.

А перед глазами летчика в носовой части «шеститысячника» вдруг вырастает огромный черно-белый гриб взрыва. Что за черт? Откуда взрыв? За эти секунды торпеда еще не могла успеть дойти до цели! И вспомнил: не видел взрывов бомб Полюшкина, Выходит, вместо удара по сторожевику Валентин тоже бомбил транспорт?!. «Нормально! В общий котел!..»

— Полюшкин попал! — догадывается и Рачков.

Скользнув к воде. Борисов бросил машину влево. Справа пронеслась и исчезла за мотором корма, слева — мачта и дымящаяся труба транспорта. Слышно, как Демин бьет по зениткам. Потом вплелись звуки кормовой точки Рачкова, А летчик уже наметил путь для прорыва: между быстроходной десантной баржей и соседним сторожевиком. Баржа уже рядом. Тоже бешено стреляет, сволочь… Куда конь с копытом, туда и жаба… Что ж, получай!.. Ливень свинца полоснул по палубе баржи — ее «эрликоны» замолчали, все это в считанные секунды пропадает где-то под крылом. Еще несколько томительных секунд — и торпедоносец вырывается из огненных клещей. Машина, подчиняясь летчику, взмыла вверх.

— Миша! Посмотри! Вот врубили; все пароходы тонут!

Точно! Каравана как такового нет. На поверхности моря держалось всего два транспорта. Но и их судьба решена: оба горели и медленно погружались в пучину. Эсминец сиротливо замер без хода. Сторожевики и тральщики, поднимая огромные буруны, уходили от тонущих в разные стороны.

— Командир! Сзади справа два «фоккера»! — встревоженно докладывает стрелок-радист. — Нас атакуют!

«Откуда они взялись? Не было же!»

В рев моторов вплетаются короткие пулеметные очереди из башенной установки. Летчик бросил самолет в правый вираж. Слева впереди носа пронеслась струя резвых светлячков — трассы пушечных снарядов: «фокке-вульфы» стреляли издали, Михаил их не видит, и оглянуться нельзя — вода рядом! Где же «яки»? Где верный Чистяков? Как всегда перед атакой, истребители прикрытия ушли вперед с набором высоты, чтобы потом, после выхода торпедоносцев из боя, снова взять их под охрану. Так было всегда. Еще ни разу чужие самолеты не прорывались к торпедоносцам. Почему же сейчас допустили? Может, Чистякова сбили? — беспокоится летчик, вертит головой по сторонам, ищет своего остроносого телохранителя. Но увидел не «яка», а Полюшкина — ведомый мчался на выручку.

— Командир! Наш «як» сбил немца! Слева! Тот взорвался!

Михаил резко обернулся в указанную сторону и успел увидеть разлетающиеся куски сбитого немецкого истребителя. Метко!

Над головой уже мелькнула знакомая тень телохранителя.

Впереди курс перерезает четверка торпедоносцев. Борисов узнал мещеринский самолет и полетел за ним. Командир эскадрильи вел группу вдоль того места, где несколько минут назад по морю шел огромный, растянувшийся на несколько километров, караван. Теперь его нет и в помине. На большом пространстве воды темнели разрозненные корпуса уцелевших боевых кораблей. Эскадренный миноносец уже развернулся и в сопровождении единственного сторожевика чуть заметным ходом следовал на северо-восток к Либаве: корма его осела в воду, острый нос приподнялся, сзади стелилась еле заметная пенная дорожка.

Михаил глядел на подбитого врага и жалел, что больше ни у кого не осталось ни бомб, ни торпед, можно было бы добить «акулу».

Скоротечный морской бой окончен. Торпедоносцы и истребители собрались в общий строй: все были на своих местах, потерь не было. Мещерин развернул группу в сторону невидимого берега. На севере в небе чуть видны пощипанные «фокке-вульфы». Немецкие летчики держались от балтийцев на приличном расстоянии, об атаках уже не помышляли.

Еще никогда небо Паланги не слышало такого количества победных залпов! Первыми над аэродромом появились четверки «яков». Они совершили традиционные горки, и их пушки оповестили техников на земле, что в воздушных боях сбито три фашистских истребителя. Потом пара за парой пронеслись торпедоносцы. И опять воздух разрезали пулеметные очереди, а техники, гордясь и радуясь, считали: потоплено четыре единицы!