Торжество жизни

- Да не туды ж, не туды, Степан Иванович! Я ж тебе говорил, что там вот такая ковылюшка... - Он чертил крючковатым пальцем по столу замысловатую "ковылюшку", и Степан удивлялся: действительно, деталь должна быть именно такой.

А когда проект был составлен, и бригада монтажников, установив ветродвигатель, присоединила к нему дипамомашину, когда огромный ротор взвыл, набирая обороты, старик прослезился от радости.

Степан Рогов получил уважительное прозвище "наш профессор". Так аттестовал его бригадир Митрич на торжественном открытии, приписывая Степану, несмотря на протесты юноши, всю славу и умолчав о том, что их общий первоначальный проект был заново переделан инженерами "Сельэлектро".

Старик давно уже решил: Степан должен выучиться на профессора. Митрич мечтал о том, чтобы из Алексеевки вышел хотя бы один ученый. Малограмотный старик дал образование своим сыновьям: один стал бухгалтером, второй - учителем, но оба погибли в войну.

Когда Митрич ближе узнал Степана, он пришел к выводу, что именно Степан Рогов может стать ученым и прославить Алексеевку. Дело шло к осени, и Митрич в правлении колхоза все чаще заводил дипломатические беседы на тему "Учение - свет, а неучение - тьма".

Глава VII

КАТАСТРОФА

С утра стояла невыносимая жара. Вдоль городских улиц мчался стремительный ветер. Облака пыли закручивались в воронки. Мгновенно высыхал непрерывно поливаемый асфальт.

К полудню ветер утих, но жара стала еще нестерпимее. Влажный раскаленный воздух казался густым - не продохнуть. По всем приметам приближался дождь.

И впрямь: солнце село в густые тучи; оно еще несколько минут боролось, пробиваясь в каждое отверстие, окрашивая иссиня-черную пелену в тревожные багровые цвета, но затем погасло, и наступила темнота. На горизонта уже вспыхивали зарницы.

Петренко, опершись на перила балкона, задумчиво смотрел на запад. Его с детства привлекали предгрозья, когда все в природе замирает. Вот почти в такую же ночь много лет назад он впервые осмелился сказать Маше:

"Люблю".

Доцент улыбнулся своим мыслям и заглянул в комнату. Жена хлопотала у стола, расставляя бутылки с вином, закуски, посуду. Поймав его взгляд, она улыбнулась в ответ.

В ту далекую ночь он прикрыл Машу от дождя полой шинели. И вот прожили вместе двадцать пять лет. Был сын... Убит...

Ему стало грустно и он позвал:

- Маша!

Они долго стояли рядом, глядя на яркие вспышки зарниц и думая о том, что молодость ушла, но все же как хорошо, что они встретились и пронесли, не растратив, хорошее, искреннее чувство любви. Двадцать пять лет - серебряная свадьба... А вот обыкновенной свадьбы-то у них и не было.

Она погладила мужа по седеющим волосам:

- Десять часов. Придут ли наши гости? Может быть, позвонишь им?

Звонить не пришлось. У поворота показался друг детства Саня Липецкий. Он вечно опаздывает, но сегодня успел, - молодец! Вот чета Гринфельдов, а вот и Велнкопольский с Еленой Петровной.

Раздались первые раскаты грома. Рванулся и мгновенно утих ветер. Крупные капли дождя упали на мостовую.

С балкона шестого этажа было хорошо видно, как Елена Петровна прильнула к Великопольскому, как он прикрыл ее плащом и склонился над ней.

Петренко, закрыв плотнее двери на балкон, пошел встречать гостей, - в передней уже слышались веселые голоса.

Так начался небольшой семейный праздник. Жена смущенно улыбалась, но Семен Игнатьевич видел, что ей приятны поздравления и внимание гостей.

Но вот вино распито, Маша хлопочет о дессерте, Великопольский, оживленно жестикулируя, что-то рассказывает профессору Липецкому.

Петренко прислушался: разговор шел о новых вакцинах.

- Я подумал... Я нашел... Я открыл... Я объяснил, - без конца повторял Великопольский.

Петренко стало неприятно, он снова вышел на балкон.

Дождя так и не было. Капли изредка падали на землю, но раскаты гремели все тише и глуше. Дождь прошел стороной.

На балкон вышла Елена Петровна. Она выпила совсем мало, однако была возбуждена и взволнована.

- Семен Игнатьевич, не уходите, - женщина закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. - Скажите, трудно дожить до серебряной свадьбы? Ведь я со своим мужем прожила всего месяц, а потом война и...

Петренко почувствовал, что она хочет спросить совсем о другом. Что он мог ответить?

- Лена... Я знаю вас много лет. Я помню вас вот такой. А сколько лет вы знаете его?

Он не назвал Великопольского по имени, но она ответила дрогнувшим голосом:

- Полгода.

- Любите?

- Да.

- Мужествен, энергичен, талантлив... красив, наконец. Да?

- Да.

Петренко потер обеими руками виски и вздохнул:

- А мне он не нравится. Не знаю почему, хотя чувствую: есть в нем что-то холодное, чужое... Вот он рассказывает сейчас о своих вакцинах, но вы прислушайтесь: "Я... я... я...". Мне не хочется, я не имею права отговаривать вас, но советую - подумайте очень серьезно.

Она печально склонила голову, но тут же быстро вскинула ее:

- Нет, Семен Игнатьевич! Он не так плох, как вы думаете. У него есть отрицательные черты, но я помогу ему избавиться от них... Я верю в него!