Торжествующий дух

Труд окончен… Закрылась тетрадка,
И в руке замирает перо…
О, как было работать мне сладко
И как в сердце казалось светло!
Пролетели стихи вереницей,
Словно птицы весною в небесах,
И я слышал, склонясь над страницей,
Как поет твое сердце в стихах!
Глубока твоя вера, гуманна,
И красою небес ты пленим —
Оттого так нежна Иоанна,
Так понятно скорбит Никодим!
Я унесся с Твоим вдохновеньем,
С лучезарною грезой Твоей,
И с тревогою и с умиленьем
Я внимал звуку кротких речей.
Отдаваясь святому лиризму,
Я про немощь свою забывал
И на страсти смотрел я сквозь призму

Непорочных далеких начал.

Все, что лирой доселе не спето,
Все, что в сердце вкушало покой, —
Пробудил Ты рукою поэта,
Вдохновенной и мощной рукой.
О певец бесконечной природы,
О России родимой певец!
Да познают другие народы
Глубь восторженных русских сердец!
Пусть Твой стих, как виденье из рая,
Все хорошее в них воскресит,
О Поэт, и от края до края
Твоя слава как гром прогремит!

Труд окончен… Закрылась тетрадка, И в руке замирает перо… О, как было работать мне сладко И как в сердце казалось светло! Пролетели стихи вереницей, Словно птицы весною в небесах, И я слышал, склонясь над страницей, Как поет твое сердце в стихах! Глубока твоя вера, гуманна, И красою небес ты пленим — Оттого так нежна Иоанна, Так понятно скорбит Никодим! Я унесся с Твоим вдохновеньем, С лучезарною грезой Твоей, И с тревогою и с умиленьем Я внимал звуку кротких речей. Отдаваясь святому лиризму, Я про немощь свою забывал И на страсти смотрел я сквозь призму

Непорочных далеких начал. Все, что лирой доселе не спето, Все, что в сердце вкушало покой, — Пробудил Ты рукою поэта, Вдохновенной и мощной рукой. О певец бесконечной природы, О России родимой певец! Да познают другие народы Глубь восторженных русских сердец! Пусть Твой стих, как виденье из рая, Все хорошее в них воскресит, О Поэт, и от края до края Твоя слава как гром прогремит!

В апреле в Павловске Владимир Палей прочитал вслух часть перевода драмы К. Р. Его слушали сам К. Р., кто-то из его сыновей, приехавших с фронта, Великий Князь Павел Александрович с супругой и несколько других лиц. Об этом чтении вспоминает матушка Тамара (напомним, что это дочь К. Р. Татьяна), не запомнившая всех, кто был. «Как знаток французского языка, — пишет она, — был приглашен мосье Бальи-Конт, наш учитель, которого Отец просил внимательно отмечать недостатки. Он сидел за отдельным столиком с карандашами и с бумажками, освещенными лампочкой. Владимир Палей вдохновенно читал, сначала стесняясь, увлеченный прекрасным произведением. Все слушали, затаив дыхание. Мосье Бальи-Конт два раза что-то писал, вцепившись в свои бумажки, потом порвал все, откинулся на кресло, заслушиваясь. Когда все было прочтено, Отец спросил его: «Какие у вас замечания?»; мосье Бальи-Конт: «Я все порвал. Никакие замечания не могут устоять перед этим дословным переводом отменным французским языком». Тогда Отец обратился к переводчику своей драмы, обнял его: «Володя, я чувствую, что больше писать не буду, чувствую, что умираю. Тебе я передаю мою лиру». В своем дневнике в тот же вечер К. Р. записал: «Володя прочел 2-ю сцену III акта и весь IV. Передача мастерская… Местами я был растроган до слез»[8].

На праздник Троицы приехал в Павловск сын К. Р. Константин с товарищем, офицером, потерявшим на войне руку. В домовой церкви была праздничная обедня, — все стояли с цветами, К. Р. с букетом роз. Погода стояла благодатная. Они гуляли по берегу Славянки. Но вот настал Духов день. «Нездоровилось, — пишет К. Р. (это было 11 мая). — За день было несколько приступов спазматических болей в груди, действующих удручающим образом на настроение».