Читаем Тоска по дому полностью

Амиру я сообщила, что еду в Тель-Авив на три недели, и он спросил: «У кого ты будешь жить?» Я ответила: «На нейтральной территории». Но он настаивал: «Может, по крайней мере, оставишь мне номер телефона?». Я сказала правду: «Там нет телефона». Он криво улыбнулся и спросил: «Значит, у нас период «пробной разлуки»?» – «Нет, – объяснила я. – Мы берем паузу. Ты ведь тоже в ней нуждаешься?». Он сел на диван под фотографией грустного человека и произнес: «Да, по правде говоря, да». А я вдруг обиделась – как, ему тоже необходима пауза? – хотя именно этого признания надеялась от него добиться. А что, если он меня не дождется? Все эти девицы-психологини давно на него заглядываются. А они такие красивые. И умные. Я едва не уронила сумку на пол, но тут он заговорил. «Я тоже подумал, что нам стоит глотнуть немного свежего воздуха, – сказал он. – Но ты знаешь, для меня любое расставание – дело сложное. Я никогда не знаю, то ли это моя привычка, то ли мне действительно пора уходить». – «Стало быть, ты меня прогоняешь?» – спросила я, и комок подступил к горлу. – «Нет. – Он указал на мою собранную сумку. – Это ведь ты уходишь». – «По правде, какая разница? – неожиданно для самой себя произнесла я. – Какое это вообще имеет значение?». Закинула сумку за спину и направилась к выходу. «Значит, увидимся через три недели?» – спросил он, и голос его немного дрогнул. «Вероятно», – ответила я, напоследок наслаждаясь тем, что посеяла в нем сомнение, и ушла.

С тех пор я здесь. В моменты слабости я достаю и листаю фотоальбомы. Вот фото, где он с Давидом на концерте «Лакрицы». А это из нашей первой поездки в Иудейскую пустыню, где мы стоим и смотрим на остальных с абсолютно одинаковым выражением на лицах. Вот еще одно: он прикрепляет табличку к нашей двери в Кастеле, которая вдруг кажется мне слишком нарядной, а потому искусственной. А вот мы на прогулке в Сатафе, после которой слегка поцапались, хотя тогда я думала, что это ужасная ссора.

Стоит мне увидеть его смеющиеся глаза и нелепый хохолок его волос, проследить взглядом воображаемую линию, которая начинается у его плеча, спускается вдоль руки и доходит до бедер, мне хочется побежать к ближайшему телефону-автомату, услышать его голос, сказать ему, что я передумала, и спросить, можно ли мне вернуться.

Но я тут же напоминаю себе, сколько яда было в наших отношениях в последние месяцы. Я вспоминаю ту ночь, когда он бил тарелки, и говорю себе, что с тех пор, как мы поселились вместе, мне не удалось создать ничего, и убираю альбом на дальнюю полку, за энциклопедии.

Братишка!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза