Тоска по дому

Когда смотришь на нее – в джинсовом платье, белой блузке с длинными рукавами и зеленой безрукавке поверх блузки, – невольно представляешь ее себе в мини, с декольте и с распущенными волосами. Но ей, судя по всему, подобное и в голову не приходит, потому что на фотографии она выглядит совершенно спокойной и умиротворенной. Лучезарной. Обычно, рассматривая фотографию, пытаются определить источник света: с какой стороны светило солнце или где стояла лампа. На этой фотографии источником света является сама Дина, ее приветливое лицо и, конечно же, огромные зеленые глаза (которые смотрят прямо в объектив, как я ее и просила). Дина сопровождала нас на протяжении всего визита и мне понравилась с первой же минуты. Ее мелодичная речь напомнила мне тетушек со стороны отца, которых я очень любила, и я подумала: если бы у меня был ребенок, я хотела бы, чтобы она была его воспитательницей. Она терпеливо, без спешки и суеты, водила нас по детскому саду, словно мы вовсе не отрывали ее от работы, объясняла, насколько уникален этот детский сад, и искренне отвечала Симе на все вопросы, даже самые каверзные. Обязательно ли мальчики должны носить кипу? Мы никого не принуждаем, дети сами выражают такое желание. Может ли случиться, что ребенок, придя из садика, сделает матери замечание по поводу ее одежды? Да, подобные вещи случались. Но мы со своей стороны не устаем повторять детям, насколько важно, чтобы они уважали отца и мать. Сходите для сравнения в детский сад в Мевасерете. Посмотрите, как дети грубят родителям, когда те приходят их забирать. У нас вы такого не увидите. Кроме того, в Мевасерете на вашего сына будут смотреть свысока, потому что он из Кастеля. А у нас здесь все равны.

Сима в ответ на последние слова кивнула, и этот легкий кивок я в тот момент истолковала как согласие. Даже у меня появились сомнения после того, как я услышала все, что говорила Дина, особенно когда она остановилась рядом с упавшим в песочницу мальчиком, подняла его и гладила по голове, пока он не успокоился.

На обратном пути мы не обменялись ни единым словом. Я дала Симе время переварить увиденное и услышанное, а сама смотрела вниз на тротуар и думала: «Хорошо бы заполнить все эти ямы сахаром или солью и сфотографировать». Я перекатывала во рту названия улиц, по которым мы шли, – улица Палмах, улица Боевой колонны, переулок Доблести, – и не могла избавиться от мысли, что здесь Война за независимость так и не закончилась. Пустые баскетбольные площадки, особенно с порванными сетками, могли бы стать интересной темой проекта об одиночестве. Я улыбнулась парламенту беззубых стариков, наблюдавших за нами со скамейки, и в воображении выстроила их как для школьной выпускной фотографии, с маленькой девочкой в роли учительницы. Попутно подготовила ответ на случай, если Сима спросит мое мнение.

Но когда мы вернулись домой, она не стала изливать душу, только попросила присмотреть минутку за Лилах, а сама отправилась принять душ. Она долго оставалась в ванной – Лилах уже начинала похныкивать, что предвещало рев, – а когда вышла, расчесала перед зеркалом в гостиной свои тонкие волосы и сказала:

– Мне под водой гораздо лучше думается.

– Мне тоже, – призналась я. – Если надо принять важное решение, я иду в душ.

Она засмеялась.

– О, тогда понимаю, почему у нас вечно нет горячей воды. – И, прежде чем я успела принести фальшивые извинения, спросила: – Один кусочек сахара, да?

– Оставь, – сказала я, – сама приготовлю, а ты возьми Лилах, она вот-вот заплачет.

– Что ты! – воскликнула Сима. – Она издает такие звуки, когда ей хорошо. Ты что, не видишь, что она от тебя без ума?

– Не преувеличивай, – возразила я, хотя комплимент меня порадовал.

Сима взяла Лилах из колыбели и прижала ее к своей красивой груди, на удивление высокой и упругой после двух родов, и спросила:

– О чем ты думаешь под душем, Ноа?

Я засмеялась:

– Что ты имеешь в виду?

Она сказала:

– Я все о себе рассказываю, а ты – ничего. Я уже начинаю обижаться.

– Не обижайся, – ответила я, – мне нужно время, чтобы открыться людям.