Читаем Тоска по Лондону полностью

Цель моя расположена между двумя остановками трамвая, как раз посередине, и, хотя таскаюсь сюда уже столько лет, всякий раз повторяется та же история, и я колеблюсь, где сойти. От второй остановки приходится возвращаться, но предпочтение обычно отдаю ей, она возле самого дома, в котором я прожил четверть века, родил детей и так далее. Сходя на этой остановке — она называется Клепаривська, — я иду по камням, истоптанным всей моей семьей, и мне удается растравить раны до такой степени, что переношусь в прошлое почти четырехмерно. Беда в том, что иногда это становится нестерпимо, и свидание с ЛД превращается в формальность. До сих пор не умею распознавать, выдержу ли испытание родной улицей. В ответственных случаях, как сегодня, когда встреча имеет деловой характер, предпочитаю не рисковать и выхожу на остановке Оперный театр.

Но тогда приходится идти мимо Бригидок…

Помню, однажды, до психлечебницы, когда моя молодая тогда и крепкая тоска загрызла меня в тырсу, побрился, надел костюм, он все еще у меня есть (неизвестно зачем) и пошел на свою старую квартиру. Там живет славная семья, они знали меня по легендам, окружающим покойников и эмигрантов. Вероятно, эта удобная квартира стала темой их постоянных разговоров еще и потому, что они, почти на правах родственников, могли оперировать фактами и датами моей жизни. На деле в жизни моей не было фактов, я их избегал с филистерским тщанием, ничему не дал случиться. Все истории обо мне ложны, равно хула и хвала, легенды выдуманы, и вовсе не мною, заявляю об этом со всей ответственностью. Истории мне еще только предстоят, за этим и вернулся. Я попросил, чтобы меня провели в комнату, где прежде был мой рабочий кабинет, тогда стеллажи с книгами вдоль стен делали ее прекрасной. Асимметрично поставленное окно создает в комнате странную игру света. В солнце она не сияет, зато и в хмурую погоду не погружается в отчаяние. В этом смысле она совсем как жена в лучшие ее годы…

Да-да, переклю!..

Куда делись книги?

В глаза лезла румынская мебель, жалкие ковры, хрусталь… Прошлое не возвращалось.

Как вдруг взгляд упал за окно, там-то ничто не переменилось. Тот же колодец двора, голуби, бельевые веревки на ржавых блоках, луковые ожерелья у кухонных дверей, боковые стены со скрепами под облупленной штукатуркой, кусок туманного львовского неба. Звонок. Кто к нам? Из гостиной фортепьянная соната Моцарта. Солнце на вощеном паркете. Сдержанно — один раз! — скребнет дверь наш молодой тогда пес. Или войдет ЛД. Жена… у самого горла…

Хозяева оказались начеку и на уровне. Рванулись, оттащили от окна и напоили в стельку. Никуда не отпустили, спать уложили в кухне — чтобы ослабить силу воспоминаний. В кухне, дескать, я не спал. Спал и в кухне — во время ремонта. Ушел я утром с чугунной головой и больше не возвращался. Зачем? Выброситься можно из любого окна, ускорение силы тяжести одинаково…

Вот и цель. Добрел-таки. ЛД, конечно, нет. Все как обычно. Явится, когда завершу ритуал.

Ритуал прост. Вхожу в кофейню и становлюсь в голову очереди, а нет очереди, тем лучше. Привет, пани Кабатчица. Она кивает с улыбкой. В одну чашку наливает мне кофе, в другую коньяк, на блюдце кладет пару бутербродов с колбасой и наплавленным сыром. Бутерброды, выдержанные в электропечурке, хрустят. Это хороший обед. Я плачу рубль. Иногда получаю на этот рубль два сдачи. В такие дни так же выпиваю кофе и коньяк, но резких движений избегаю: Кабатчица ставит диагноз почище любого кардиолога. Впрочем, и я ей подлечивал сердечко. Несу коньяк насущный в свой угол, дальний и темный, он всегда свободен. ЛД уже там. Начинаем наш бесконечный диалог. Ради которого я и вернулся.

Сегодня я полон решимости расколоть ЛД. Пусть изложит, как конкурировал с родимым титским отечеством, чем и довел его до такого вот бедственного состояния, в каком по возвращении я его застал. Вот не думал, старик, что оставляю здесь экономическую бомбу. Не томи, открой мне секрет соревнования с принципом социалистической собственности на сырье, орудия и средства производства. И что тебя, балду, толкнуло на тернистый путь конкуренции с державой, помимо ее неспособности справиться со зрелыми экономическими проблемами социализма.

ЛД не слушает, уходит от ответа. Гляжу на тебя и думаю, цедит он, ты ли это? Неужто ты и есть тот, кто так преуспевал здесь и так, в сущности, был счастлив, я тому свидетель, потом уехал и прожил вторую жизнь там, тоже успешную, — и вдруг ни с того, ни с сего вернулся — (- зачем? Легендарный странник, от одной близости к тебе веет океанским побережьем, розами в твоем саду, экзотическими блюдами всяких ресторанов… Зачем ты здесь, более одинокий, чем ракета, запущенная в космос мимо цели? Ты, вечно окруженный людьми…

Пребольно ты лягаешься сегодня, и все в отместку за вопрос о подрыве экономической мощи державы? Пойми, мне необходимо все систематизировать, иначе я просто не смогу ничего сделать. А мне и не надо, отрубает он. Мне надо, сосредоточишься ты, черт подери? Ну, если настаиваешь. Бери карандаш, считай.

Наши доходы:

Моя зарплата 10_X

Премия 5 X

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное