— Хотела бы — пришла.
— У нее театр, кино, телевидение. Она сегодня — звезда номер один, Георгий Николаевич!
Между прочим. Я всегда плохо знал актеров. В театр ходил редко, потому что хотелось курить. А фильмы смотрел выборочно.
Мы — Леван Шенгелия, Нора Немечек и Сергей Вронский — у меня в кабинете обсуждали декорации. (Художниками на «Осеннем марафоне» были Леван Шенгелия и Нора Немечек, оператором Сергей Вронский.)
Открывается дверь, заходит Леночка, а с ней подросток — маленький, худенький, в джинсовом костюме, кроссовках, в перчатках, в огромных черных очках, с растрепанной копной волос и с ключами от автомобиля в руках (чем-то похожий на хулигана из мультика).
— Георгий Николаевич, вот и мы! — говорит Леночка.
— Вижу. Извини, Леночка, но я сейчас занят.
— Георгий Николаевич, это же Неёлова!
— Это? — я даже привстал от удивления.
Интонация была такая, что Марина до сих пор простить мне этого не может.
Между прочим. Когда Марина пришла в следующий раз, я опять ее не узнал. В платье, в туфлях, с высокой прической — это была светская красавица.
Жену Бузыкина сыграла Наташа Гундарева. Она прочитала сценарий и пришла на первую же встречу абсолютно готовая к съемкам любой сцены, а там, где у нее были сомнения, — в сценарии было подчеркнуто. И полностью выстроена логика развития характера, и продуман костюм для каждой сцены.
Наташа была не только замечательной актрисой, мне кажется, она могла бы быть прекрасным режиссером.
Первая актриса, которая у меня снималась. (Она играла Варвару в учебной работе «Васисуалий Лоханкин».) В «Марафоне» играет тоже Варвару. Я считаю, что это лучшая роль ведущего театрального режиссера и актрисы России Галины Волчек в кино. Но она со мной категорически не согласна. (Ей не понравилось, как ее снял оператор Вронский.)
Володин написал сценарий о себе, а я, сознаюсь, снимал эту историю про себя. (У меня тогда была сходная ситуация.) Так что материал был мне хорошо знаком, и снимался фильм легко. Застопорились на сцене «Застукали».
Бузыкин вернулся от Аллы под утро. Жена ждет его, не спит. Бузыкин врет — жена обличает. Хороший володинский текст, великолепные актеры. Все хорошо. А мне скучно.
В перерыв в буфет не пошел, сидел на скамейке в коллекторе. Курил. Саша — со мной рядом, огорченный.
— Может, текст сократить... Или попробовать: он оправдывается, а она молчит...
И тут видим — идет Леночка, несет курточку.
— Принесла, — говорит она. — Они ее забыли ему дать.
— Кому?
— Бузыкину.
— Зачем? — спросил я.
— Как зачем? Ему же Алла подарила. Я ее на вешалке повешу в декорации, Георгий Николаевич, — и Леночка ушла.
— Какая же я балда! — сказал Володин. — Он должен войти в квартиру с курткой. Не во дворе же он ее спрятал!
(В предыдущей сцене, которую мы еще не снимали, Алла подарила Бузыкину курточку.)
Пошли в декорацию смотреть, куда Бузыкин будет ее прятать.
— Может он ее... нет, это перебор, — засомневался я.
— Что?
— В пианино. (В декорации стояло старинное резное пианино.)
— То, что надо. Откроет крышку и — туда! А жена стоит за занавеской и все видит, — сказал Саша.
И сцена пошла!
Всех нашли, всех утвердили. Осталось найти актера на роль профессора Хансена, который приехал в Ленинград изучать Достоевского.
С иностранцами у нас в кино всегда была проблема. В советском кино иностранцев, как правило, играли прибалтийцы — латыши, литовцы и эстонцы. И чаще всего эти иностранцы были американскими шпионами.
Кушнерев сказал, что у него есть знакомый, корреспондент западногерманского журнала «Штерн» Норберт Кухинке, который, как ему кажется, подходит на роль Хансена. Я попросил Юру устроить так, чтобы я, не знакомясь, посмотрел на Кухинке. Юра назначил ему свидание у проходной «Мосфильма». Норберт подъехал на своем «Мерседесе», вышел из машины... и я понял: идеальный Хансен!
Но не подошел к нему: знал, что прежде чем пригласить на съемки иностранца из капиталистической страны, надо получить разрешение.
И началось! Написали письмо в иностранный отдел Госкино. Там ответили, что они такие вопросы не решают, и переадресовали нас в МИД (Министерство иностранных дел). В МИДе нам сказали, что они такими вопросами не занимаются, и переадресовали нас в КГБ (Комитет государственной безопасности). Из КГБ пришел ответ, что иностранными журналистами занимается УПДК (Управление по делам дипкорпуса). Написали в УПДК. Оттуда пришел ответ, что они удивлены, что мы не знаем, что кинематографом занимаются не они, а Госкино.
— Ты насчет съемки негра в «Совсем пропащем» разрешение просил? — спросил меня Миша Шкаликов. (Тогда он уже стал начальником Иностранного отдела Госкино.)
— Нет.
— А почему? Ведь Нигерия тоже капстрана.
— Ну как-то в голову не пришло.
— Вот и сейчас пусть в голову не приходит. Никого не спрашивай и снимай своего журналиста. Потому что никто на себя ответственность не возьмет и тебя будут вечно отфутболивать. Только я тебе ничего не говорил.
И я сказал Кушнереву:
— Зови. Будем снимать.