Девушка удивленно подняла на него глаза, совершенно не готовая к его откровениям. Если он выложит все начистоту, то и от нее может потребовать таких же честных признаний, а она для этого пока еще не созрела.
– Я многое готов сделать ради своей семьи. Ради тебя, – добавил он после короткой паузы, глядя ей прямо в глаза, тем самым приводя ее в замешательство.
Денис зашевелился, приоткрыл глазки. Увидев незнакомую обстановку и чужого человека рядом, скривился, приготовился заплакать. Ксения, на доли секунды опережая уже готовый сорваться с детских губ плач, кинулась к сыну. Схватила размякшее со сна тельце, прижала к себе, успокоила. Предполагая, отчего он мог проснуться, сняла с него легкие штанишки, сменила памперс.
Влад тем временем с неподдельным интересом наблюдал за ее манипуляциями, нетерпеливо дожидаясь, когда придет его черед взять сына на руки без боязни, что он раскричится. С первой минуты, как увидел его, хотел это сделать, да все момента удобного не представлялось. Видя, как Ксюша уверенно управляется с ребенком, испытал нечто, похожее на гордость за нее.
– Иди ко мне, – поманил сына мужчина, но он вцепился руками в мать, настороженно, нахмурившись, оглядывая отца. – Ты, что, такой серьезный-то? – не удержался от умиления Влад.
Девушка присела на кровать с сыном на руках, Демидов опустился перед ними на корточки. Глаза отца горели теплотой и нежностью, губы сами растягивались в улыбке. Протянув руку, он бережно, ласково коснулся ладошки сына, прямо-таки млея от ощущения прикосновения кончиков пальцев к мягкой, бархатистой коже малыша. Вторая рука сама собой потянулась к ладони Ксюши.
– Ксюш, может, у нас все получится? – спросил он с надеждой, в душе чувствуя себя подростком, робеющим перед понравившейся ему девочкой в ожидании ответа на свое признание. – Ты нужна мне, – произнес негромко, поигрывая ее прохладными пальчиками. – Я…
– Влад, не надо, – нашла в себе силы перебить его Ксения. И в глаза взглянула словно извиняясь за то, что не может разделить его чувств. – Мы не семья. И никогда ею не были, – незаметно ее рука выскользнула из его широкой ладони.
Лишнее это все. Только в кино пылкие признания в любви вызывают радость и восторг, в реальной же жизни они ставят в неловкое положение и самого поклонника и предмет его обожания, особенно если учесть, что чувства эти не взаимны. И настойчивость воздыхателя не приносит ничего, кроме неприязни. А чрезмерная настойчивость – вообще может вогнать в панику и неистребимый страх. Поэтому не надо ничего.
Ксения вздохнула и отвернулась, успев заметить, как опустил голову Влад, как помрачнел его взгляд. Она очень надеялась, что он все поймет сам. Всегда понимал, всегда читал ее как раскрытую книгу. Сама бы она не посмела признаться ему в том, что в мыслях, в сердце уже давно поселился другой человек, Денис, – до сих пор в памяти были живы воспоминания о том, как реагировал Влад год назад на ее общение с парнем.
В комнате повисла напряженная тишина. Отчетливо было слышно, как на плите зашумела кастрюлька, ее крышка с легким звоном съехала в сторону, выпуская взбунтовавшийся пар. Жаль, что люди не могут вот так же быстро выпустить весь негатив из своей жизни и жить дальше спокойно, как будто ничего и не было.
Ксюша с сыном на руках встала с кровати, намереваясь подойти к плите, чтобы убавить мощность конфорки, однако Влад преградил ей путь. Выпрямившись во весь рост почти одновременно с ней, он без слов, уверенным движением забрал у нее Дениса. Причем сделал это так, что ребенок даже не понял, как очутился на руках не у мамы. Сообразив, что его держит незнакомый человек, Денис завертел головой в поисках Ксении, забеспокоился. Увидев ее, тут же потянулся к ней, сопровождая все движения пока еще тихим хныканьем.
– Эй, сынок, ну ты чего? – играючи, слегка встряхнул малыша отец. Отвлекая ребенка, пошел в дальнюю часть комнаты, насколько это было возможно. – Мужики же не плачут, а ты мужик. Ведь мужик же?
И Денис, засунув пухлый палец в рот, с серьезным видом принялся изучать отца, совершенно позабыв о том, что собирался плакать.
А Влад верил и не верил своему счастью. Аккуратно придерживая сына за спинку, он возвращал тому лучистый взгляд, довольную улыбку. Приблизив к себе головку Дениса, мужчина с наслаждением вдохнул в себя несравнимый ни с чем молочный запах ребенка. Закрыл от удовольствия глаза, да так и замер. Время для него остановилось. Никого больше не было в комнате – только он и сын. И комнаты самой больше не было, как и не было стен тюрьмы. Весь мир отдалился, растворился, исчез, осталась только приятная тяжесть в руках, тепло детского тельца и мягкие пушистые волосики, щекочущие лицо.