Тот еще космонавт!

– Кардиолог мне понравилась больше, чем кот. Ольгой Павловной зовут, уже познакомился. Докопалась до меня – лечь, встать, замрите, снова дышите, мальчика нашла. Сколько мог – терпел, а потом собрал в кучу ее датчики с проводами и выбросил в корзину для мусора. Визгу-то было! «Жаловаться пойду вашему командиру, испортили дорогостоящее оборудование, не позволю самоуправничать…» Сует мне к носу свой кулачок, угрожая, махонький такой, как у ребенка, тут меня и прибило на смех. Так яростно еще дети меня не стращали. Ей, видимо, настолько не понравилось мое ржание, что уселась за стол, обхватила голову руками и заревела белугой, только плечи подрагивали. Ну, думаю, довел ты, Саня, бабу до слез, вроде не виновата, работу свою выполняла. Мусорку пришлось перерыть, нашел я эти ее присоски, подсоединил к себе и аппарату, лег на кушетку, жду, когда отойдет, успокоится. Немного погодя подошла и заявляет: «Вы что наделали, зачем прикрепили датчик на лоб?» Знать бы их все докторские прибамбахи, ответил я ей, где было свободное место, туда и прилепил. Ольга Павловна присела рядом со мной и засмеялась, да звонко так, беззлобно, а улыбка-то, залюбуешься…

Саня отошел от Рифата и, вздохнув, сказал: – Не болен я.

– Да ты чё, Саня! Она же врачиха, ее задача доковыряться и найти у нас болезнь, не важно какую, лишь бы найти, и списать потом на берег. Как посмотрит сквозь свои очки, так и сердце в пятки уходит, не по себе становится. – Женька залез на кровать брата Никодима уже с ногами.

– Не по себе, не спорю, но красива же? – Саня все так же задумчиво пялился в зарешеченное окно. – И подъехать к ней в нашем теперешнем положении стремно, Взмылин потом всю рифатовскую плешь проест.

– Чего докопались до моей лысины? Очень даже симпатичная! А почему, Саня, стремно? Есть возможность, успевай! Может, последняя женщина в твоей жизни, брат! Тебе, Саня, нужно на сердце пожаловаться, тогда попадешь к ней на прием. Скажи, что колет невыносимо. – Рифат схватился за правый бок, пробежка недвусмысленно напомнила о себе. – Ой, сердце же слева.

– Хорош, сам разберусь! – Ловко перехватив пульт из рук Рифата, Саня выключил надоевший телевизор.

Дребезжащий звонок телефона переключил внимание компании на себя.

– Алло! Да, я. Кто, не понял, повторите? Ого! Сейчас спущусь.

Бросив телефонную трубку на место, Саня схватил марлевую повязку и, отмахиваясь от непонимающих друзей, выбежал наружу. «Ольга Павловна пожаловала к нам в учебный центр, попросила спуститься к ней. Час от часу не легче, думал ведь о ней, из головы не выходила, фантазировал, придет вот так неожиданно и поцелует меня нежно в губы, вот это да-а-а!» Сердце зашлось от предвкушения встречи, возможно, и от ожидания этой встречи, а может, и от давно забытого чувства прикосновения к любви. Да какая такая любовь? Тю-ю-ю! Самопожертвование во имя другого человека, верить в него и ему, во всем, без оглядки? Уважать и ценить мировоззрение, привычки, физиологию? Прощать любое безрассудное поведение, преступление и даже предательство? Во имя любви? Санины щеки жгло раскаленным огнем. Ну и фокус, как мальчишка перед первым свиданием.

Возьми себя в руки, Санек, да сожми посильнее, не выдавай волнения, не дай повода думать о тебе как о слабаке, распустившем слюни при виде миловидной женщины. Не любил же никогда по-настоящему, засовывал под это понятие все, что угодно, только не любовь, и сердце так не стучало, и щеки не пылали. Будь что будет!

Внизу у входной двери, с другой стороны турникета, ждала, смущенно улыбаясь, Ольга Павловна, врач-кардиолог, фея дел сердечных и наверняка имеющая непосредственное отношение, в силу своей профессии, к колчану любвеобильного Амура. На ее руках красовался кот Марс, загораживающий собой почти всю верхнюю половину Ольги Павловны. Зря он так! Кот подмигнул правым глазом и приветливо улыбнулся сквозь усы. Наваждение? Показалось? Саня, спускаясь с лестницы, нарочно замедлил шаг, дабы успокоиться и напустить на себя вид уверенного человека, знающего толк в этой жизни. Щеки же упорно сопротивлялись, не желали остывать, и глаза… А что глаза? Они готовы пустить молнии, и такие, что прожгли бы и Ольгу Павловну, и кота, и вход в учебный центр, и входящего брата Никодима, и автобус, мирно спавший на стоянке, да и все здания, попавшиеся на пути этого высоковольтного разряда.

– Александр Валерьевич! Вы меня простите, пожалуйста, ради бога. Я к вам с не совсем обычной просьбой, – еще издали приветствовала Саню Ольга Павловна.

Брат Никодим, показав пропуск на вахте, мягко отодвинул женщину с котом и, поравнявшись с Саней, удивленно спросил:

– Ты куда? Это к тебе?

– Ко мне, сейчас вернусь! – не останавливаясь и пряча под маской довольное лицо, коротко ответил Саня. – Вы меня лучше простите, Ольга Павловна, заставляю ждать. Учеба, тренировки, забегался, замотался.

Приблизившись, Саня уловил едва ощутимый аромат дорогих духов, исходивший от врача. Глаза, веселые и призывающие, ежесекундно прикрывались опахалом иссиня-черных ресниц, как и локоны волос, выбивавшиеся из-под белоснежной шапочки.