Тот еще космонавт!

– Ага, нашел, ну ты и глазастый.

– Сиди тут, привяжись. Я за пульт, начинаем стыковаться. У нас всего два пшика, может, три.

– Пшикуй не пшикуй, все равно получишь крен.

– Саня, потом повеселимся. Второго захода у нас нет.

– Понял тебя. Ого, как увеличилась! Точно нормальное сближение?

– Нормальное, рыскание я отслежу, ты мне вертикалку ори.

– Знаю, не учи! Женька, по дальномеру быстро все же сближаемся.

– Нормально, контролирую.

– Реально быстро. Внимание, выше – два идем.

– Увеличивается?

– Да, два сорок уже!

– Гадство, сейчас отработаем.

– Как и чем?

– Погоди!

– Вроде стабилизировалось, вправо заваливаемся, не видишь, что ли?

– Вижу.

– Два десять – выше.

– Понял.

– Семьдесят четыре дистанция, один восемьдесят – выше, вправо – семьдесят.

– Постоянно докладывай. Метрах на пятнадцати будем тормозить.

– Женька, сорок семь до станции, по центру, вправо – один шестьдесят.

– Придется раньше пшикнуть.

– Влево много не давай, парируй кабрирующий момент. Если уйдем влево, то все, пролетим окончательно, а вправо – ферма. Может, остановит?

– Понял, не мешай!

– Саня, что там? Приехали, модуль неуправляем, блин!

– Аккурат идем встык между разгонным блоком и «Звездой», девять метров.

– Семь.

– Куда точно втыкнемся?

– Должны в ферму.

– Бегом сюда, бросай все. Господи, помоги! Ключ и ящерку.

– На, лови.

Саня прикрепил к скафандру фал с гаечным ключом, оставленный братом Никодимом. Выполнив сальто, мгновенно пристегнул себя к креслу привязными ремнями, набросил на руку резинку с зеленым хвостатым талисманом:

– Неприятное чувство. Ожидание катастрофы.

– Сейчас столкнемся. Потом, Саня, нужно сразу же попытаться выбраться.

Неуправляемый модуль, разметая и разламывая надстройки «Звезды», отрывая с корнем громоздкие тубусы со свернутыми солнечными панелями, сдирая обшивку с повернутого к разгонному блоку бока, с настойчивостью выпущенного пушечного ядра прорывался к преграждающей беспорядочное движение соединительной ферме. Жадно заключив ее в стальные объятия, верхний отсек модуля вогнулся вовнутрь, стыковочным узлом разрушая по пути попадающееся оборудование и вкруговую застекленную кабину. Осколки ливневым дождем посыпались на экипаж, с воем втыкаясь в приборную панель командного отсека. Разорванный силой удара шпангоут, каким-то чудом минуя головы космонавтов, разделил их, уткнувшись зазубренным концом в пульт управления. Обескураженные ошеломительным столкновением, ребята сидели в своих креслах, с тревогой прислушиваясь к шипящему свисту выходящего через пробоины воздуха. Какое-то время, казалось, худшее позади, они пристыковались, пусть и весьма нестандартным методом, что закончились выпавшие на их долю нелегкие испытания, что модуль наконец остановится в своем хаотичном полете, жесткой сцепкой обхватив соединительную ферму. Забрезжила слабая надежда на благополучный исход, но мнимой и призрачной она становилась по мере развития дальнейших трагических событий.

Балка, под весом наплывавшего на нее искореженного корпуса модуля, сдавливала лонжероны командного отсека, выгибая их, как фольгу, угрожая раздавить всей своей тяжестью прикованные к сиденьям тела космонавтов. Бортовое освещение выключилось, мониторы бортового компьютера потухли, заискрился разноцветными бенгальскими огнями командный пульт управления, дым, выползая из-под стыков приборной доски и обшивки, заполнял отсек, скручиваясь в жгуты, спиралью выходил наружу.

– Саня, уходим! – Женька наощупь открыл замок привязных ремней. По шараханью и недовольному бурчанию понял, что Саня отстегнулся тоже и пробирается к шлюзу.

Подмяв под себя переборку верхнего отсека, балка со скрежетом остановилась у изголовья кресел. Модуль, постанывая, по инерции складывался вдоль фермы, намереваясь навалиться на разгонный блок, перекрыть спасительный единственный выход, будто решил не отпускать космонавтов от себя, оставить навечно, замуровать, запечатать. «Покидаете меня, бежите, как крысы, с терпящего крушение корабля, бросаете на произвол судьбы, воспользовались мной, а теперь, за ненадобностью, как надоевшую собаку, выкидываете на улицу? Нет, не так пойдет! Не по-вашему будет. Все здесь умрем, все останемся, и вы, и я, разнесу в щепки вашу станцию, устрою прощальный поминальный костер. Видит бог, сделал все возможное для вашего спасения, а вы предали меня».

Саня, с трудом уцепившись за поручень, подтягиваясь, с громким выдохом пускал свое тело, как таран, на деформировавшийся от столкновения, заклинивший при аварии люк шлюзового отсека. Сдвинувшись на палец толщиной, он не желал поддаваться настойчивым усилиям человека, маня в приоткрывшуюся щель несуществующей свободой и сомнительными ценностями. Саня упорно не сдавался, неоднократно нанося по аллегорической Берлинской стене сокрушительные таранные удары, недемократично пиная ногой, беспощадно просовывая носок башмака в образовавшуюся безвизовую брешь:

– Женька, нужно вместе, заклинило люк!