Тот, кого я ненавижу

— Ладно тебе, новости. Ты с ней, между прочим, переспал.

— Что?! Да ну нафиг!

— Да-да, вот когда играл Вивальди, в тот вечер потом… прямо в коридоре…

Кирилл привалился спиной к двери, плечом к плечу со мной, и заметно озадачился.

— Фигасе… — потом повернулся ко мне. — Ну я не помню этого, хоть убей. Она, может, сочинила? Хотя я и как играл — тоже не особо помню. Фу, блин… Слушай, ну я не я был тогда. Доппельгангер. А вообще… вообще я верный. Меня, вон, и царицей соблазняли, я не поддался. Клянусь!*

Я хихикнула, потом снова вспомнила:

— Ты играл просто потрясающе. Спасибо огромное! Я не ожидала…

— Ну уж… тоже скажешь. Пару раз я точно слажал.

— Нет! Потрясающе!

Он спорить не стал, поцеловал меня.

Потом я вернулась в зал, а Кирилл, поговорив с кем-то по телефону, сказал, что надо уйти — какие-то дела вдруг возникли. Однако заверил, что к концу моей смены успеет и домой поедем вместе.

И правда, успел, вернулся…

______________________________________

Фраза из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"



74. Последняя глава

Элина

Домой мы поехали на такси. Оба сели сзади, Кирилл взял меня за руку, сцепил пальцы с моими. И… мы оба уснули, я даже не заметила, как. Таксист нас разбудил уже у подъезда. Точнее — меня, ну а я — с большим трудом растолкала Кирилла.

Слегка пошатываясь, он поднимался по лестнице и отчаянно зевал.

— Чёрт, — бормотал он. — Прямо на ходу вырубает. Я просто всю ночь не спал в этом обезьяннике.

Да, он и правда двигался еле-еле, как сомнамбула.

Однако стоило нам оказаться в квартире, и Кирилл как-то сразу приободрился. Быстро скинул куртку, снял кроссовки. Взялся снимать пальто и с меня, но, расстегнув пуговицы и распахнув полы, вдруг резко привлёк меня к себе. Прижал крепко, запустил руки под кофту. И вот уже взгляд его сделался расфокусированным, а дыхание частым, шумным, неровным.

Моё бедное пальто сползло к ногам, но пожалеть о нём я не успела — Кирилл наклонился, горячо выдохнул и впился в мои губы, заставив забыть обо всём.

Целовал он так жадно и нетерпеливо, будто в последний раз или наоборот — в первый после долгой разлуки. И меня захлёстывало от нежности, от острой любви к нему.

Не разрывая объятий, он увлёк меня в комнату, на ходу срывая одежду с себя, с меня… И вот я уже оказалась на диване в кольце его рук.

Всё происходило как во сне, в самом сладком сне. Отстранённо я заметила, что из одежды на мне лишь трусики, но не успела смутиться — Кирилл склонил голову и приник губами к шее, за ухом. Плечи моментально осыпало мурашками. А он продолжал вычерчивать языком, губами, пальцами на моей коже виньетки и штрихи, постепенно спускаясь всё ниже и ниже.

Тело моё с удивительной готовностью откликалось на ласки Кирилла — горело, трепетало, томилось. Но ещё больше меня сводили с ума его тяжёлое срывающееся дыхание, его шальной взгляд, его жар, его запах. От всего этого внизу живота будто закручивалась огненная спираль. И хотелось, невыносимо хотелось большего… Поэтому когда его ладонь скользнула под кружева трусиков, когда его пальцы тронули меня там, задев самую чувствительную точку, я, судорожно выдохнув, лишь выгнулась навстречу. Я ловила воздух ртом, изнемогая от острого наслаждения, которое нарастало толчками. И, кажется, шептала как в бреду: не останавливайся, ещё… Но Кирилл и без того продолжал эти откровенные ласки, сводя меня с ума. А я, забыв обо всём на свете, как в дурмане металась под его рукой, то и дело облизывая пересохшие губы. Он слегка прикусил мочку уха, а затем его палец легко скользнул внутрь меня. Ещё раз, и ещё… И наслаждение, достигнув пика, буквально разорвалось во мне слепящими искрами. Всё тело прошило короткими сладкими судорогами.

Нависнув надо мной, Кирилл вклинился между моими бёдрами, придавил своей тяжестью и… вошёл медленно… очень медленно, но мгновение спустя внизу живота всё равно полыхнуло болью.

Хорошо, что Кирилл это почувствовал и остановился. Дождался, пока боль не утихла. Ну, почти. Но и затем его движения были осторожны, хотя я видела по напряжённому лицу, слышала по дыханию и бешеному стуку его сердца, что он еле сдерживался, что ему не терпелось сорваться… Лишь под конец толчки стали быстрее, размашистее, сильнее, а в последний момент он резко вышел, встал на колени, чуть выгнулся назад, откинув голову. Несколько раз содрогнулся всем телом, потом шумно, протяжно выдохнул и вытянулся рядом со мной.

Грудь его всё ещё тяжело и мощно вздымалась, кожа влажно блестела. Кирилл поцеловал меня в плечо, в скулу, в висок, затем растирая ладонью по животу белёсые капли, прошептал хрипло:

— Эля… я что… был… первый?

Я кивнула.

— С ума сойти… круто… то есть спасибо… то есть… я так тебя люблю. Нет, я и так… а теперь так вообще… — бормотал он сбивчиво, перемежая слова поцелуями. — Эля моя… моя Эля…

* * *

Утром я Кирилла узнавала и не узнавала. Он весь просто светился и со мной держался так, будто я хрустальная. Пока умывалась, он убрал постель и начал мастерить что-то на завтрак. Сам!

Я тоже не могла сдержать счастливой улыбки, стоило мне на него посмотреть.