Я содрогнулась и протянула Наташке телефон.
— Верхнее видео, — выдавила я сипло, с трудом. Снова перехватило горло спазмом. Чёрт, только бы тут не расплакаться.
Пока Наташка смотрела ролик, я отвернулась, пытаясь справиться с накатившим отчаянием. Но веки противно щипало, и губы кривились сами собой. Я невольно всхлипнула.
Наташка, досмотрев, отложила телефон. Встала и вдруг порывисто обняла меня. Тут я и вовсе не выдержала и разрыдалась.
— Ну всё, — сквозь плач простонала я, — как теперь работать? Как в таком виде в зал выходить?
— Ничего, посиди тут, успокойся. Я твои столики пока возьму. Но эта подруженция твоя — конченная сучка! Зачем она это сделала?
— Не знаю, — дёрнула я плечами. — Ей Кирилл сильно нравится с первого курса. Ревнует, наверное.
— И что? Это же подлость! Её за это прибить мало. А Кирилл твой где?
Глотая слёзы, я выдавила:
— Не знаю. Он со вчерашнего дня пропал.
— В смысле — пропал?
— Ну, просто ушёл и всё. И на звонки не отвечает. Я попросила Диму, это его друг, позвонить ему — он сразу ответил. А когда Дима сказал, что я тоже хочу с ним поговорить, он даже не стал… Понимаешь, он даже выслушать меня не пожелал. Не дал ничего объяснить. А ведь даже преступникам на суде дают возможность оправдаться, а тут… Просто отвернулся от меня и всё.
— Из-за видео он так?
Я понуро кивнула.
— И что теперь?
Я пожала плечами.
— Не знаю. Но я больше не смогу даже близко к универу подойти.
— Ты что? Тебе осталось доучиться-то всего ничего! Четыре каких-то месяца… И ты собираешься всё бросить? Из-за этих уродов пять лет коту под хвост? С ума сошла!
— Ты не понимаешь! Утром, когда только выложили это видео и мало кто его ещё видел, надо мной уже несколько человек смеялись. Я еле это вынесла. А если все вокруг будут знать? Это и без того невыносимо стыдно. Такой позор… Не представляю, как в глаза смотреть сокурсникам и преподам. А если ещё и каждый встречный будет тыкать пальцем, бросать в лицо всякие похабные шуточки, глумиться, да даже просто коситься презрительно… Ты представь, каково это? Когда со всех сторон… И ты одна, как прокажённая… Нет, я не вынесу, я же знаю. Я с ума сойду. Я и так еле держусь. Нет, больше я туда ни ногой. Потом, когда всё уляжется, приду в деканат, оформлю академ или переведусь на заочку. А пока… нет, не могу.
— Ну а этот твой что? Неужели молчал, когда над тобой смеялись?
— Его не было сегодня. Но его друг был и молчал.
— Козёл он. Нет, я понимаю, что от такого может башню снести. Я бы такое увидела про своего парня — сама не знаю, что бы сделала. Но, блин, лучше бы он пришёл и наорал, чем вот так.
— Он не знает, что это неправда, что это игра…
— Так вот и спросил бы! Нет, ладно бы вы просто были вдвоём и всё это только между вами всплыло. Но ведь должен понимать, что раз знают все… то тебе попросту житья не дадут. Неужели ему плевать на это?
Я снова захлюпала носом. Наташка выскочила из подсобки, но через минуту вернулась, держа в руках стакан с водой.
— На, выпей, успокойся. Я пошла. Там Лера уже ворчит. А ты приходи в себя. А после смены поедем к тебе, заберем твои вещи. Поживёшь пока у меня. А этот козёл твой пусть и дальше бегает.
Через полчаса в каморку заглянул Лёша-бармен. Принёс мне чай в огромной кружке и шоколадный маффин на блюдечке.
— Наташка рассказала в двух словах… Не горюй, Эль. Всё наладится, вот увидишь. Шли всех нафиг. На вот тебе, — он поставил на тумбочку кружку и блюдце. — Выпей чаю, зелёный с жасмином, расслабляет и нервы успокаивает… А это эндорфинчик, самое то тебе сейчас.
— Спасибо, Лёш, — благодарно улыбнулась я.
Маффин мне, конечно, и в горло не полезет, но вот такое участие — до чего же оно, оказывается, бесценно! Вряд ли Лёша сам понимал, как много для меня сейчас сделал.
Только я мало-мальски успокоилась и привела себя в порядок — хотя припухшие красные глаза всё равно меня, конечно, выдавали, — как в каморку ворвалась Наташка вся на эмоциях.
— Он здесь! — воскликнула она.
— Кто? — не поняла я, но её возбуждение передалось и мне, заставив сразу встревожиться.
— Кто-кто? Твой козёл!
— Кирилл?
— Ну а кто?! Уселся там за столик и сидит, глазами стреляет. Я к нему подошла, а он: «А Эля где?».
Сердце у меня сжалось и заныло. И внутри будто вновь завибрировали натянутые до предела струны.
Зачем он пришёл именно сейчас, когда я на работе? Нет, понятно, зачем, в общем-то. Но не мог он выяснить отношения раньше? Или, наоборот, позже? Почему надо было являться с таким тяжёлым разговором сюда? Мало мне позора там, ещё и здесь сцен с разборками не хватало. Я и так еле держусь, а если он оскорбит меня, да даже если всего лишь попрекнёт… или скажет холодно, что между нами всё конечно, я, наверное, просто сломаюсь. От него такое услышать — больнее всего. Вообще невыносимо…
— Ну что? Ты подойдёшь к нему или что? Хочешь скажу, что ты не можешь? Занята или вообще не желаешь с ним говорить? Ну или могу что-нибудь соврать?