Тот, кто должен

– Пусть будет, – кивнул Мих. – Это нормально.

– По-твоему, это нормально?

            Все коктейли, выпитые ею за этот вечер, уже подействовали. А он был трезв, даже подавлен и просто ждал. И не мог угадать результат: переломил или нет.

– Ко мне можно, – сдалась она. – Только ненадолго. Я боюсь, что он может явиться. Но если до девяти вечера не появляется, значит, свободна.

– Уже давно девять.

– Правда? Ох, я напилась. Точно. А про журнал что скажешь? Ты согласен?

– Про журнал потом скажу. Утром.

– У меня ночевать нельзя.

– Хорошо, позвоню и скажу.

            Она засмеялась. И он кивнул довольно: не напрасно слушал всю эту ерунду.

8. МАТЕРИАЛ ДЛЯ СТАТЬИ. ИСТОРИЯ МАШИ

            Детство? Детство я помню, конечно. Только там и помнить нечего. Один раз в цирк сходили – отец не пьяный был. Вот и все детство. Мать потом собралась и в Крым уехала – так и не вернулась. Мне шесть лет было. С тех пор слово «Крым» для меня как «умереть». Я про себя считала, что она уехала и умерла, но она просто сбежала от мужа-алкоголика и ребенка бросила.

            Нет, он не издевался надо мной, не бил, не ругал – просто не обращал внимания. Нечего было есть, никто не стирал одежду, никто не купал. Представьте, в каком виде я пошла в школу…

            А в школе слабых не любят. Не любят растерянных, непричесанных, неумытых девочек. Меня как прозвали с первого класса «Шиха», так я в Шихах и проходила до девятого. Из-за фамилии, конечно, Шинкаренко, да и вообще. Учителя так едко шипели: Маша Шинкаренко. Грех не прозвать.

            Сидеть со мной за одной партой никто не хотел. Даже если учительница отличницу ко мне посадит, все равно эта отличница потом жалуется:

– Уберите от меня Шиху!

            Училась я слабо, все время то есть хотелось, то спать. Мальчишки толкали меня, колотили. Бывало, плечи так набьют, что руки отваливаются – портфель не могу нести.

            Отец тогда сварщиком работал – или на смене, или пьет, пока снова уйдет на смену. Уже тогда проблемы со зрением у него начались.

            Бабушка, материна мать, очень редко к нам приходила. Придет, даже не посмотрит на меня, приберется в доме кое-как и уходит молча. Один раз я побежала за ней, догнала у ворот.

– А мама как? Знаешь ты о ней что-то?

            Она отвернулась и еще быстрей пошла. Я не спрашивала больше. И она приходить перестала. Я подросла – стала сама все по дому делать, готовить, стирать, даже белила сама потолки. Отец вроде тоже поумнел малость, меньше пить стал, а может, надеялся, что зрение к нему вернется.

            Со школой совсем плохо у меня было. Сначала лупили пацаны нещадно, снежками зимой закидывали, а потом стали юбку задирать, кричать, что я только что в туалете с кем-то трахалась. Ничего, что я такое рассказываю? Вы же спросили…

            И классная меня каждый день после уроков оставляла, все допытывала, трахаюсь я с кем-то или нет. Потом открытым текстом стала прорабатывать: позоришь, мол, ты нашу школу, проститутка ты малолетняя, мать у тебя путана была, и ты точно такая. Я тогда волосы гидроперитом высветлила, губы намазала какой-то старой помадой и так в школу пришла. Да, говорю, я проститутка.

            Что началось! К директору потащили, а я смотрю на него и думаю: ну, что он мне может сделать? Ну, поорет. Погрозит двойками, колонией. Но что он мне может сделать такого, чтобы мне стало еще хуже? Ничего. И так мне спокойно вдруг сделалось. Ничего, ничего он мне не сделает!

            Он кричит, а я смотрю на него и улыбаюсь. На завучку смотрю и улыбаюсь. Девчонки от одного ее взгляда в обморок падают, а я улыбаюсь. Я такая маленькая, никто за меня не заступится, никто не защитит, а все равно я никого не боюсь, и ничего они мне не сделают. Ничего!

            Так и закончила девять классов, и учителя, и ученики меня стороной обходили – были уверены, что я не в себе. Трояки влепили и выпустили – от греха подальше. Я сразу в ПТУ пошла на маляра-штукатура. Там девчонки хорошие были, только матерились сильно. Но я тоже быстро научилась. А так – не обижали меня, даже жалели, ведра тяжелые поднимать не давали, на лестницу высоко не пускали: я ж мелкая, свалюсь – никто и не заметит.

            Вот так детство и кончилось. Вы ж о детстве спрашивали? А, по правде, еще тогда кончилось, когда мама из Крыма не вернулась, а уехала с попутками – подальше от дому. Я потом все время думала, что если у меня будет ребенок, никогда его не брошу, не откажусь от него, не оставлю маленького – одного с его проблемами.

            Но у меня все было так, как у нее. Вышла замуж там же, в ПТУ, за строителя, Кольку. Позвал, да и вышла. И ребенка родила – Танюшку. Только бухал Колька почище моего папаши, домой по неделе не являлся, кричал, что ребенка я на него навязала, все с друзьями пропадал где-то. А мы с Танюхой сидели и ждали его. Впроголодь жили, а все равно… хорошо тогда было. Танюшка любила меня, как никто не любил. Вцепится ручонками и не отпускает. Так и врезалось в память: сижу с ней на руках у окна, за окном – метель, ветер воет, а я жду его и думаю, хоть бы не замерз где-то в сугробе, потому что потом искать нужно будет, а мне ребенка оставить не на кого.