А ведь у них с Сергеем была подсказка. Они видели своими глазами, как под напором Медникова Юрий прошел в комнату жены и открыл сейф. Он совершенно растерялся, не знал, что делать, – и этим выдал себя.
Но они с Бабкиным все пропустили. Были слишком увлечены мыслями о шантажисте – и не обратили внимания, что Баренцеву известен код. А ведь именно это, а не попытка Льва Леонидовича поживиться за счет пропавшей сестры, было действительно важным.
«В первый раз он взял деньги у жены. Второй раз занял у партнеров по гольфу».
Оставалось проверить ещё кое-что. Илюшин уже видел почти всю картину: подземелье было перед ним как на ладони, лишь кое-где лежала темнота.
– На твой день рождения вы не будете запускать фейерверки? – спросил он, уже зная ответ.
Леночка, обрадованная, что разговор ушел от опасной темы, замотала головой.
– Папа их не любит. Он их боится. Его однажды выстрелом напугали…
– Охотники, наверное?
– Нет, сосед! Он был злой…
Старый Крот негромко засмеялся в темноте. Ну что, дружок, рад тому, что ты нашел в моем подземелье? Все, все попадают сюда рано или поздно. А некоторые никогда и не выходят – скажем, мальчик, испугавшийся выстрелов. Он так и прячется здесь. А теперь выпусти мотыльков, дружок, и они приведут тебя к убийце.
– У вас лицо грустное, – сказала Леночка. – Мне вас жалко! Хотите, я вам отдам свои конфеты? Сейчас принесу! Я вам все-все-все отдам! Они вкусные!
Она вскочила, чтобы убежать, но Макар удержал ее за руку. Он вглядывался в некрасивое личико и думал, что слишком часто в последнее время его посещает желание бросить расследование и уйти. Отказаться от того, чтобы довести дело до конца. Он – не Бабкин, его не будет терзать мысль о том, что убийца останется безнаказанным.
И каждый раз это желание приходит слишком поздно. Когда уйти уже нельзя.
– У меня лицо грустное, потому что мне запрещено есть конфеты, – доверительно сказал он. – У меня от них зубы болят. А ты беги, а то твоя тетя будет тревожиться!
– Ага! – Она отбежала и крикнула: – Я вам яблоко принесу! От яблока зубы не болят!
Когда она скрылась в коттедже, Илюшин подпер щеку ладонью и поморщился, словно и впрямь разболелся нерв.
Остался только один вопрос. Где тело? Он подумал, что если еще посидит здесь, то сообразит, что убийца сделал с Баренцевой. Вариантов не так много…
Его разбудил телефонный звонок. Он не заметил, как уснул от усталости прямо на ступеньках, привалившись к перилам.
– Алло, – сказал Илюшин, все еще плохо соображая.
– Макар, тут Федулов сообщает кое-что интересное, – Бабкин говорил очень медленно. – Это насчет скандала, который вышел у него с Баренцевым.
– Так?
– По его словам, это не он обокрал Баренцевых, а Баренцевы – его. На два мешка с цементом. Но учитывая тот факт, что он спал с женой Юрия, он согласен не предъявлять претензий.
Макар запрокинул голову. В шее что-то хрустнуло.
«Два мешка».
– Они не заливали фундамент, – сказал он. – Просто оставили цемент, да? И планировали заняться этим на следующий день.
– Угу, – мрачно сказал Бабкин. – Но на следующий день Баренцев их выгнал.
Вот теперь все окончательно встало на свои места. «А ведь я не сообразил бы поговорить с прорабом, – подумал Илюшин. – Серега – молодец. Он, собственно, все и раскрыл. Отыскал чек от ячейки, узнал детали случившегося у Федулова».
– Приезжай, – коротко сказал Илюшин.
– Я позвоню Татарову с дороги. Надо вскрывать фундамент, сами мы этого сделать не сможем.
– Нет, не звони пока. Подожди.
– Почему?
– Подожди, – настойчиво повторил Макар. – Успеется.
– Ладно, – с сомнением согласился Бабкин. – Слушай, а ты разобрался, как он это проделал? Как он заманил ее в дом и заставил бросить машину в Алабушеве?
– Приезжай, – устало повторил Макар. И уже в трубку, из которой доносились короткие сигналы, добавил: – Никого он не заманивал.
6
Жанна, Медников и Юрий пили чай в столовой. Кажется, впервые после исчезновения Оксаны они сидели здесь, как хозяева, а не на кухне, где привыкла ютиться Жанна.
На лице Медникова при виде сыщиков отразилось недовольство, однако он взглянул на Бабкина и промолчал.
– Присаживайтесь, пожалуйста, присаживайтесь! – Жанна вскочила, кинулась к буфету, зазвенела чашками.
– Жанна Ивановна, мы должны вам кое-что рассказать.
Тон Макара был такой, что она растерянно поставила чашки обратно и вернулась к столу, но садиться не стала: застыла, украдкой вытирая вспотевшие ладони о платье. Встревоженное лицо обращалось то к Бабкину, то к Илюшину. Макар помолчал, собираясь с мыслями. «Хорошо, что ребенка здесь нет».
Бабкин неслышно отошел в сторону и сел.
– Я объясню, что случилось с Оксаной, – сказал Илюшин.
– Так ясно же, что случилось, – подал голос Медников. – Она ведь позвонила.