Ее вела тайна. Где-то, в какой-то момент произошел перелом: на месте взрослой женщины, взвешенно рассуждающей, что она инородное тело в этой сбалансированной среде, а потому должна вести себя неслышно, возникла маленькая девочка, перед которой катился волшебный клубок. Позабыв обо всем, маленькая девочка кинулась за ним, крепко сжимая ниточку. Великая власть тайны! И еще более огромная – власть первооткрывателя. Она будет первопроходцем, который проложит тропу сквозь эти непролазные дебри вранья и выдумок! Пролетит сквозь кроличью нору и схватит поганца с часами за уши! Вдруг он их украл? Благодаря ей засияет истина, черт бы побрал эту истину тысячу раз.
Маша вплотную подобралась к пониманию тех причин, которые вели Илюшина во всех его расследованиях. Девочка ломилась через лес за своим клубочком, подобно мамонту, ломая кусты и снося деревья.
Ниточка оборвалась. Клубочек обернулся Колобком, показал язык и укатился пить с лисой шмурдяк. За девочкой осталась широкая вытоптанная полоса.
Маша долго сидела у Колыванова. В ней не было надежды, что он что-то вспомнит, но она боялась оставить его одного. Перестав плакать, он неожиданно принялся рассказывать о своих первых годах работы агрономом в местном совхозе. Маша сперва испугалась, что старик заговаривается, но вскоре поняла: эти воспоминания были подробны и ясны, они не канули в серую бездну амнезии, и потому Колыванов безотчетно ухватился за них, – так слепец обрадованно чувствует, что вернулся в знакомое пространство и вдыхает запах коридоров и комнат. Рассказывая, старик немного ожил. Маша уговорила его съесть бульон, как больного, сама поела вместе с ним, и все то время, что они сидели за столом, ведя беседу как ни в чем не бывало, она мучилась от стыда.
Когда она уходила, Колыванов выглядел почти так же, как всегда. Только взгляд изменился.
Дома Маша увидела, что на телефоне десять пропущенных звонков. «Татьяна Муравьева», – высветилось на экране.
Не успела она перезвонить, как телефон вздрогнул и заиграл тему Хедвига из «Гарри Поттера».
– Машка, это я, – испуганно сказала Татьяна.
Маша помолчала.
– Я собиралась завтра подавать заявление на розыск пропавших, – сказала она, не покривив душой.
– Маша, прости! Прости меня, пожалуйста!
Ее голос накладывался на ровный шум: голоса, шуршание шагов, чей-то смех – так бывает в очень людных местах. Однако в этом шуме присутствовала какая-то стерильность, которая стала понятна, когда раздалось три мелодичных сигнала, словно спуск по нотным ступенькам, а затем женский голос известил: «Вниманию пассажиров, вылетающих рейсом номер двести сорок два».
– Ты в аэропорту?
– Да! Мы только что прилетели. Маша, не сердись, умоляю! У меня не было роуминга, я не подумала, что ты будешь звонить, и отключила телефон еще до вылета.
Маша засмеялась. Для одного дня это было чересчур. Не подумала, что ей будут звонить, прелесть какая…
Ее смех Татьяну испугал еще сильнее.
– Маша, подожди, послушай, – нервно сказала она. – Нет, сначала скажи: у тебя все в порядке?
«Одной из твоих куриц Бутковы отрубили голову, потому что хотели выжить меня из Таволги, но я так и не поняла почему, хотя узнала, что Колыванов – убийца; он убил Марину, но не помнит ни причины, ни обстоятельств, и принимал меня за нее, пока я силком не раскрыла ему глаза. Ах да, и еще бабушка Ксении пыталась столкнуть меня в погреб, а староста врала на каждом шагу, и на кладбище живет безумный пьяница, который любит брать девочку с собой на рыбалку».
– Здесь все в полном порядке, – ровно сказала она. – А теперь объясни, пожалуйста, куда ты пропала. И почему. И зачем соврала про тетушку.
Шум в трубке сменился сигналами автомашин – Татьяна вышла из здания аэропорта.
– Я летала за Кириллом, – с отчаянным вызовом сказала она.
– Кто такой Кирилл?
– Это мой муж.
– А-а… Ага. – Маша растерялась. От нее, видимо, ожидали какой-то реакции, которую она не могла предоставить, и, как всегда в таких случаях, она четко повторила слова собеседницы, – будто вбивая ледорубы в обледеневшую скалу. – Кирилл. Муж. Хорошо.
Татьяна прерывисто выдохнула. Кажется, ледорубы выполнили свою задачу: они обе пока удерживались в этом абсурдном диалоге.
– Я летала за ним в Таиланд.
Год, проведенный в Таволге, что-то сильно поменял в Татьяне. В ней родилась и постепенно вызрела мысль, что они должны жить здесь вдвоем с мужем.
– Это не для помощи, – твердо сказала она. – Я все сама могу, а если что, есть Альберт и прочие. Просто так надо было. Это было бы правильно. Я все объяснила Кириллу, сказала, что здесь сложно, конечно, и всегда будет сложно.
Маша ничего не поняла. Ей показалось, что приглашение в Таволгу было своего рода извинением Татьяны перед мужем за их предыдущую семейную жизнь. При мысли об этом ее охватил смех. «Прости, милый, я вела себя как неблагодарная свинья, поэтому поедем теперь со мной в заброшенную русскую деревню».
Поразительнее всего, что муж согласился.
– Он вернется из Таиланда? – недоверчиво переспросила Маша.
– Он уже вернулся, – поправила Татьяна.