Она прилетела без предупреждения, отыскала его дом. Он жил в тихой, нетуристической части одного из островов. Татьяна сказала, что хочет его возвращения, – и он согласился. Они прилетели в Россию вместе. У них были какие-то дела в Москве, но через два дня Татьяна обещала приехать вместе с ним.
– Почему ты мне не сказала? – спросила Маша.
– Я была уверена, что ты откажешься. Я ведь понимаю, как это выглядит со стороны… Называла мужа дурачком, третировала, а когда приперла жизнь, помчалась за ним, поджав хвост…
– Таня, бог с тобой… – оторопев, начала Маша.
– Я сама была дурой, – твердо сказала Татьяна. – Растеряла всех друзей, мне некого было попросить остаться здесь… Я боялась рисковать, боялась, что ты откажешь, если узнаешь правду. Прости меня, ради бога! Я была в каком-то непреходящем ужасе от самой себя, от того, что я делаю… у меня вылетели все мысли из головы, про телефон я даже не подумала… решила, что Ирка в случае чего наберет Кирилла, а ты… А с тобой все будет в порядке. Что у тебя не будет необходимости звонить. Но ты звонила, – несчастным голосом закончила она.
– Одна из куриц приболела. – Маша подошла к окну, привлеченная каким-то движением. По дороге быстро шли бок о бок Альберт с Викой. – Сейчас уже все прошло.
Она солгала по двум причинам. Во-первых, ей нужно было решить, что именно рассказывать Татьяне. Мертвая курица, точно околевшая кобыла, тащила за собой цепь событий, от сгоревшей конюшни до застрелившегося маркиза. Во-вторых, она внезапно почувствовала, что ей нужно срочно заканчивать разговор.
Бутковы остановились напротив ее дома. Маша из глубины комнаты смотрела на них и не слышала, что говорит ей Татьяна. Она думала только о том, заперла ли наружную дверь.
Проще всего было пойти и посмотреть, не отнимая трубки от уха. Но Маша застыла на месте. Их взгляды слепо шарили по окнам. Они не должны были видеть ее, но они, казалось, ее чувствовали. Она боялась тронуться с места. Двинешься – заметят.
– Маша? Ты здесь? Алло! Алло!
– Да-да, я тебя слышу, – очень тихо проговорила Маша, не отрывая взгляда от Альберта. – Таня, мне нужно идти, кажется, курица сбежала…
– Что?
– Вижу ее в окне… По-моему, это наша. Пойду проверить.
Татьяна еще что-то говорила, но Маша медленно опустила руку с зажатым в ней телефоном и отступила назад. Шаг, другой… Она кинулась через кухню к входной двери, запнувшись о сбившийся коврик, и задвинула засов.
Окна, окна! В этом проклятом доме слишком много окон!
Не проверяя, где Бутковы, Маша вытащила из-за шкафа ружье и зарядила. Затем, мягко ступая, пошла в комнату, но в последний момент передумала входить и осторожно выглянула из-за двери.
Они стояли, прижавшись каждый к своему окну, – в точности так же, как рыжеволосая гостья. В первую секунду Маша ужаснулась, не в силах понять, как они дотянулись до них, но потом вспомнила, что перед домом Татьяна установила два крепких чурбана, на которых цвела петуния в горшках.
Когда Маша увидела сплющенное лицо Альберта, у нее отпали последние сомнения. Это был он. Густо накрашенный и в парике.
Бутковы изучили комнату, не заметив Машу. Затем синхронно отошли назад и что-то сказали друг другу. В их движениях была жутковатая слаженность роботов. «А ведь они меня убивать хотят», – отстраненно подумала Маша. Интересно, почему?
Бутковы посовещались. Отступили и быстро пошли по дороге.
Маша набрала Колыванова.
– Валентин Борисович, запритесь дома и не выходите. Спрячьтесь.
– Что? Что случилось?..
– По-моему, Бутковы сошли с ума. – Она ни на секунду в это не верила. – Валентин Борисович, я вас умоляю, пожалуйста, послушайте меня! Даже если это кажется вам глупостью…
Глупость – слишком мягкое слово. Он выйдет им навстречу, улыбаясь этой своей извиняющейся улыбкой, чтобы поделиться: а вы, друзья мои, оказывается, напугали нашу городскую гостью, довели ее, боюсь сказать, до паранойи, ну что же вы так, – и рассмеется, приглашая их посмеяться вместе с ним, и пригласит их войти, и они его убьют.
«Бежать туда с ружьем. Если что, стрелять по ногам». – Она уже всерьез обдумывала план действий.
– Я тебя понял, Мариша, – медленно проговорил Колыванов.
В динамике что-то стукнуло.
– Что? Что вы сказали, Валентин Борисович?
– Я тебя понял.
Он закрыл засов, поняла Маша с невыразимым облегчением. Господи, он закрыл засов, он не выйдет к ним.
– Вон они… – Колыванов понизил голос, хотя слышать его с дороги Бутковы никак не могли. – Нет, не свернули ко мне, идут домой… Ты, Мариша, тоже не выходи пока. Или, если хочешь, беги ко мне. Что тебе там сидеть одной взаперти?
Больше всего Машу поразило, что он не усомнился в ее словах. Колыванов быстро и четко сделал именно то, что она просила: закрылся и затаился.
Это было необъяснимо.
– Валентин Борисович, вы что-то знаете об Альберте и его жене? Что-то, чего вы мне не сказали?
– Что ты имеешь в виду?
Искреннее удивление в его голосе или наигранное?
– Я попозже позвоню, Валентин Борисович.
2