Тот, кто ловит мотыльков

К первой бабочке присоединилась вторая, такая крупная, что Маша поначалу приняла ее за летучую мышь. Бабочка села на подоконник снаружи. Пушистые крылья цвета шоколада с седым налетом медленно закрывались и распахивались снова. Что-то таилось жутковатое в этом создании, и Маша, подошедшая было ближе, чтобы рассмотреть узор на крыльях, отвела взгляд.

Беломестова вернулась. Она несла сотовый – не из кнопочных динозавров, как у Колыванова или Пахомовой, а еще не успевшую устареть модель в кокетливом розовом чехле с цветами. Маша, усилиями Илюшина, который боготворил гаджеты и регулярно просвещал ее о новинках этого технологичного мира, немного разбиралась в телефонах.

Придвинув стул к Машиному, Беломестова позвала:

– Иди сюда, смотри.

Она выбрала видео, увеличила громкость звука. На экране появился Колыванов в своем неизменном пиджаке.

– Здравствуй, милая моя, – ласково сказал он. – Как тебя зовут?

– А-а-а-алиса…

На первой букве девочка долго набирала воздух, а затем резко выдохнула.

– А меня Валентин Борисович. Будем знакомы. Ты любишь животных, Алиса? У меня живет собака, я назвал ее Ночка. Может быть, вы захотите познакомиться?

Маша отдала должное мягкой и в то же время уважительной манере, в которой Колыванов вел разговор.

– Баааааюсь собак! – выкрикнула девочка.

И вдруг заговорила – сумбурно, быстро, неразборчиво. Это был, кажется, поток испуганных жалоб. Маша смотрела, широко раскрыв глаза. Больше всего ей хотелось отвернуться, но она не могла оторвать взгляд от ребенка. Ничего общего он не имел с той девочкой, с которой она несколько часов назад ловила лягушек на берегу лесного озера.

Перекошенное лицо, наполовину закрытое сальными волосами. Выдвинутая вперед челюсть. Плечики, скрученные вперед, словно в попытке закрыть грудную клетку. Судорожные взмахи руками.

– Подожди-подожди, ты торопишься, – все с той же мягкостью и полным отсутствием смущения от ее поведения сказал Колыванов. – Попробуй, так сказать, объяснить помедленнее. Я не умею понимать, когда быстро говорят. Ты уж не сердись.

Пауза. Девочка вся скукожилась – и вдруг распрямилась.

– Я говорю, что любая собака имеет право укусить человека, и ей ничего за это не будет, – чрезвычайно четко произнесла она, преувеличенно артикулируя. – Потому что собак судить нельзя. Такой закон.

Камера остановилась на девочке и больше не сходила с ее лица.

– Хм-хм… Это, безусловно, верно, – прозвучал голос Колыванова. – Но есть, так сказать, нюанс. За собаку отвечает ее хозяин. Если собака кого-то обидела, то его будут судить. Такой закон.

Маша обратила внимание, что девочка все время таращится на потолок.

– Ты не могла бы посмотреть на меня? – попросил Валентин Борисович.

– Нет! – резкий выкрик. – Ты меняешься!

Колыванов, видимо, не нашелся что возразить.

– Ладно, смотри куда тебе удобно, – согласился он после недолгого молчания. – Расскажи, что ты любишь? Ну, что тебе нравится?

– Танцевать!

Девочка конвульсивно задергалась на диване, не отводя взгляда от потолка. Движения выглядели так, словно Ксению опутали невидимыми веревками, прикосновение которых причиняло ей боль.

– Выключите, – попросила Маша, не в силах больше выносить это тягостное зрелище. – Полина Ильинична! Выключите!

– А? Ох, да-да, выключаю! – спохватилась Беломестова. – Ты меня извини, Машенька, я тебя не подготовила… Нужно было предупредить, конечно. Мы-то ее именно такую увидели. От Ксении, знаешь, пахло. Она не переносила мытья, каждый раз со скандалом приходилось тащить ее в баню, буквально силком, за плечи и за ноги… Если бы кто-то со стороны нас увидел, он бы вызвал полицию – она же кричала, вырывалась. В самой бане, правда, успокаивалась, как только ее обливали из тазика. Поначалу этим занималась я, она почему-то воспринимала принуждение с моей стороны спокойнее, чем с бабушкиной, а через пару месяцев уже и Тома подключилась. Что еще? Невозможно было заставить ее смотреть в глаза, ну просто ни в какую. Много всего было. Один давний знакомый Валентина Борисовича надоумил нас делать видеозаписи. Он опасался, что мать Ксении с ее новым мужем могут объявить, что это Тома довела девочку до такого состояния… Не знаю, зачем бы им это понадобилось, потому что ведь мать, собственно, и была инициатором переезда Ксении, но он сказал, что перестраховаться не помешает, и мы с Валентином Борисовичем решили прислушаться к его словам. Со дня этой записи прошло… дай-ка сообразить… полтора года, да. Чуть поменьше.

– Но что вы с ней сделали? – потрясенно спросила Маша. – Неужели нашли врача?

– Что ты, какой врач! Это все заслуга Томы. Тома заботилась о ней, как считала нужным. Только и всего. И мы с Валентином поначалу были на подхвате. – Беломестова устало потерла виски. – Теперь ты понимаешь, почему я не уцепилась сходу за твою идею – отправить Ксению обратно в город, к матери? Мы помним, в каком состоянии она привезла ее к нам. А посмотри на нее сейчас… Это другой человек! Очень жалко ее туда возвращать. Я поговорю завтра с Томой, а там видно будет. Ты никак не поймешь одного…