– Тебе на двадцать лет больше. Ты вырос. И мне бы не хотелось, чтобы семнадцатилетний обиженный мальчик сейчас победил.
– Ты предала отца. Разрушила семью, – я всегда так считал. И не хотел сейчас этого скрывать.
– Да-да-да. Сколько пафоса, – хлопает она в ладоши. – Дети часто видят не то, что есть, а то, что хотят. Ты даже не знаешь, как мы жили все эти годы. Ты видел только хорошее. Обожал отца. Который и не отец тебе вовсе.
Она таки выстрелила. Да так, что я пошатнулся. На миг. Провокация. Она это специально, чтобы лишить меня равновесия, зная, как я его любил и как до сих пор храню о нём память.
– Что ещё ты придумаешь, чтобы получить свои тридцать сребреников?
– Почему ты настойчиво думаешь, что я попрошу деньги?
Она смотрит на меня как на таракашку. Носик морщит.
– Потому что только слепой не увидит, как мы с отцом похожи. Одно лицо. Может, ты фамилию предложишь мне сменить? Раз уж отца другого нашла?
– Не предложу. Но хочу, чтобы ты знал.
Она умолкает. Снова отворачивается к окну. Смотрит долго. И я теряю терпение. Хочется поскорее закончить этот дурацкий разговор, который, как мне кажется, – сплошное враньё. Осталось лишь узнать, зачем ей понадобилось огород городить.
– Ты очень похож на своего отца. Да. И можешь убедиться в этом.
Она снова смотрит на меня. А мне не по себе. Я высматриваю в её глазах сумасшествие. Говорят, так бывает. Подвижка по фазе – и человек несёт полный бред. Но нет в ней ничего ненормального. Даже наоборот. Очень спокойная и рассудительная.
– Твой отец жив, Эдгар.
После её слов я таки падаю на стул. Точнее, медленно сажусь, но ноги меня не держат. Чувствую противную испарину. Идиотизм. Отец умер. Я хоронил его. Каждый год езжу на могилу.
– Ты сериалов пересмотрела? Или книжонок дешёвых перечитала? – интересуюсь холодно, но руки сжимаю в кулаки. Я не уверен, что пальцы мои не дрожат. Бьёт в самое больное. Знает же, как я люблю отца. До сих пор.
– Нет. Жаль, у меня не было возможности рассказать об этом раньше.
– Кого же тогда я похоронил много лет назад? – лучше подыграть ей, чтобы выговорилась. А потом я с чистой совестью выставлю её за дверь.
– Моего мужа. Олега Стефановича Гинца.
Я потёр лоб ладонью. Не хотел же с ней встречаться.
– Твой отец – его родной брат, Петер. Женатый. Респектабельный. Богатый. Красивый, как холодный дьявол. Мне было пятнадцать. Ему тридцать. Кто мог устоять против него? Только не я. Нет, он не насиловал. Соблазнил. А я влюбилась впервые. А когда стало понятно, что эта связь имеет последствия, я резко стала ему неинтересна. Семья. Жена. Там уже рос ребёнок. Он настаивал на аборте. И, может, победил бы, если б не Олег. Он любил меня, ты же знаешь. И взял меня беременную замуж. Скрыл грех брата. Так иногда бывает, сынок.
Я снова потёр лоб и прикрыл глаза. Чушь. Бред. Она не в себе, явно. Но речь её растекалась медленным ядом по венам.
– Да. Он любил меня. Твой небиологический отец. А я… позволяла любить себя. В благодарность. За то, что растил тебя как родного. У Олега не могло быть детей.
Она таки разволновалась. Щёки вспыхнули рваным румянцем. Речь стала не такой гладкой и спокойной.
– У твоего настоящего отца – три дочери. И нет сына. Наследника.
– Зачем ты это говоришь? – голос мой звучит глухо.
Мать пожимает плечами.
– Мало ли? Вдруг ты захочешь с ним познакомиться. Или тебе понадобится помощь. Отцовство сегодня доказать не проблема.
– И ты думаешь, я полезу в чужую семью? Заявлюсь и скажу: любите меня?
– Ты сделаешь, что захочешь. Я лишь хотела рассказать. Чтобы ты знал.
– Теперь я знаю. Дальше. Это же ещё не всё?
Она снова смотрит на меня пристально. Не мигая. Губы её кривит насмешка. А в глазах вьёт петли змея-боль.
– Не всё. Мне надо устроить свою жизнь, Эдгар. Всё же пятьдесят три. Не девочка. Именно поэтому ты позаботишься о своих братьях и сестре.
Если слова умеют вгонять в шок, то это тот самый случай. Гигантская пауза. Тишина. Наше дыхание. Моё и матери. Я пытаюсь, но не могу выдавить из себя ни слова от её неслыханной, сумасшедшей наглости.
Она заявилась через двадцать лет, чтобы навязать мне своих детей?!..
Глава 36
Тая
Он ходит по квартире как маятник. Туда-сюда, туда-сюда. О чём-то думает, но не рассказывает. Я пытаюсь с ним разговаривать, но через время оставляю эту провальную затею. Он не хочет. Или не может. Но вид у него мрачный. Тучи перед дождём не так страшны, как Эдгар Гинц в таком состоянии.
Что-то случилось. Произошло, пока он ездил в офис. Оставалось только ждать, пока он отойдёт и либо расскажет, либо промолчит, храня свои тайны.
В глубине души я боялась, что всё неспроста: и два охранника, которые перешерстили всё в доме. Деловитые, собранные, тихие. Они и разговаривали вполголоса. И только между собой. Я могла не беспокоиться: их присутствие почти не ощущалось. Это лишь на личных эмоциях можно было бы капризничать, что в доме посторонние и действуют на нервы. Но я не настолько изнежена, чтобы слишком бурно реагировать. Если нужно, можно и потерпеть.
– Ужинать будешь? – спрашиваю, чтобы совсем уж не молчать.