Тот, кто меня купил

Эдгар яростно трясёт головой. Губы у него сжаты в тонкую линию, желваки так и ходят.

– Может, ты всё же расскажешь, что случилось? – пробую я осторожно ещё один заход достучаться до него.

– Нет! – рычит он и падает на стул. Прикрывает лицо рукой. У него красивые пальцы и кисти. Я могу сейчас думать об этом. Мне ничего другого не остаётся. Только вглядываться в него пристально. В беспорядочно растрёпанные волосы. Он всегда их ерошит, если чем-то озабочен или взволнован. В тёмную щетину на щеках. В напряжённые пальцы. На безымянном мигает золотом обручальное кольцо. Мой Эдгар. Мой муж, залезший зачем-то в чемодан и закрывшийся там изнутри.

Я касаюсь его руки. Глажу пальцы. Он напряжённо замирает, но попыток вырваться не делает. Уже хорошо.

– Давай, вылезай ко мне скорее. Здесь теплее и светлее. А там темно и сыро.

– Где там? – голос его звучит устало, но уже не напоминает рык разъярённого Гинца.

– В том месте, куда ты себя загнал и не хочешь выходить.

– Тая… – он почти стонет и забирает мою ладонь в свою. Касается запястья губами. Молчит, словно собираясь с духом, а затем начинает рассказывать. И по мере того, как он выговаривается, я чувствую, как падает камень с моей души. Это совсем не те мрачные фантазии, которые я насочиняла, пока он метался огнедышащим драконом.

– Она таки достала меня. Мать. Пришла, чтобы рассказать об отце и попытаться всучить мне своих детей.

Я терпеливо жду, когда он объяснит. Как бы не совсем понятно, что там произошло и почему он так злится.

– Она сказала, что мой отец мне совсем не отец, а родила она от его брата, Петера Гинца. Никогда не слышал. Понятия не имел, что он существует. Мне было семнадцать. Взрослый почти. Ни разу в доме не звучало его имя. Если речь заходила о Гинцах, отец говорил, что у него нет родственников. Дедушка и бабушка умерли. Возможно, есть дальняя родня, но где-то там, в Казахстане, куда ссылали этнических немцев во время войны. Теперь оказывается, что у него был… есть родной брат. Старший.

– Может, мать солгала? – осторожно задаю вопрос и готова прикусить язык: никогда не угадать, будет ли мой муж говорить дальше или замкнётся на тысячу замков, отстраняясь.

– Не солгала, – судорожный вздох. – Я проверил. Всё, как она рассказала: возраст, семейное положение, три дочери.

– Значит, у тебя есть сёстры?

Эдгар крутит головой и проводит пальцами по шее, словно ищет ворот, который ему мешает или душит. Но там ничего нет. Только футболка.

– Я бы так их не называл. Гипотетическое родство. Все взрослые. Замужем. Имеют детей. Я этого человека не считаю и никогда не буду считать своим отцом. Он отказался от меня ещё на стадии зародыша. Насколько я понял, настаивал, чтобы мать избавилась от нежелательной ему беременности. Думаю, если всё так, как она поведала, этот человек знает о моём существовании. Не может не знать. Но я ни разу не был ему интересен. С какой стати я должен им интересоваться? Господин Никто.

Он умолкает. В глазах его и в изгибе губ – горечь. Взрослый мой мальчик, которому вдруг пришлось узнать правду.

– Что ты молчишь, моя мудрая Тая? Ничего не хочешь сказать?

Он язвит, в голосе – та же горькая нота. Но он пытается адаптироваться, привыкнуть к жизни, в которой кое-что изменилось.

– Хочу.

Я присаживаюсь ближе. Прижимаюсь к тёплому боку. Обнимаю мужа за талию. Кладу голову на плечо. Переплетаюсь пальцами с его рукой.

– Я скажу. Ничего не изменилось, понимаешь? Просто информация. Наверное, у мамы твоей были причины рассказать правду. Не думаю, что она совершила жестокость. Ты взрослый. Умный. Сильный. И её рассказ – всего лишь факты. Ответь мне: ты стал меньше любить своего отца? Не этого, кто поучаствовал в половом акте и устранился. А того, кто вырастил тебя и тоже любил. Кто обожал твою маму. Оградил её и от молвы, и от беды. Дал фамилию и подарил своё тепло. Думаю, она благодарна ему. Ведь она не сказала ничего плохого на своего мужа?

– Нет, – Эдгар сжимает мои пальцы. Вздыхает. – Наверное, ты права. Может даже, любила его по-своему. Потому что нельзя так светиться. Они какое-то время были счастливы. Но тем страшнее и непонятнее для меня её предательство.

– Может, как раз об этом стоило вам поговорить? Чтобы она объяснила, а ты понял. Хотя бы просто услышал её мысли и версию.

– Я… не успел. Или не догадался. Всё хотел понять, чего она хочет. Почему-то всё время казалось, что она попросит деньги. И я бы дал, наверное. Чтобы отвязалась. Или не дал. Не знаю.

– Но она не попросила, – я уже знаю ответ. Он бы откупился и забыл о ней думать. Или выгнал, потому что тот, кто просит раз, обязательно приходит ещё.

– Нет. Ей не это было нужно. Она… приказала – не попросила – позаботиться о своих детях.

Вот оно что. Вот почему он не в себе.

– Как-то странно. Просто пришла и…

– Бросила, считай, как кукушка. Сказала, что ей нужно устроить личную жизнь. У неё есть мужчина, которому не нужны дети.

– И сколько их?