Не спрашивал. Мне было неинтересно. Я злился и почти презирал женщину, что когда-то подарила мне жизнь. Я не заморачивался. Сплошные «не». А сейчас жалею, потому что и у меня – куча вопросов без ответа. И, наверное, из-за этого придётся снова встречаться с матерью, хотя я и не хотел, и не планировал. Вещи она обещала переправить на такси.
Тая успокаивает меня – гладит ладошкой по груди. Как малыша неразумного, который не знает, для чего ему голова на плечах нужна.
– Ладно, как-то утрясётся. Пойдём. Нам ещё старшего пристроить.
Леон, пока мы отсутствовали, подчистил тарелки. Видимо, ел быстрее, чем пока мы сидели за столом. Не перед кем было манерничать. Он сложил посуду в раковину, но мыть не стал. Смотрит в окно, покачиваясь с пятки на носок. Руки в брюки. Так часто любил делать отец: смотреть в окно и думать. Покачиваться мерно и курить трубку.
– Леон, – зовёт его Тая, и её голос бьёт меня в солнечное сплетение. Ничего нет эдакого в её интонации, но то, как живо оборачивается парень, как смотрит на мою жену и улыбается, заставляет недовольство ворочаться внутри и стискивать зубы. – Ты тоже можешь отдохнуть.
Он качает головой.
– Не нужно. Я помою посуду. И помогу возиться с Настей и Марком. Они… спокойные и замечательные ребята. У вас не будет с ними хлопот и неприятностей, поверьте.
Брат говорит это и мне тоже. И на меня он смотрит, но я чувствую, что раздражаюсь. Улыбка, ресницы, длинные кисти рук. Он ещё щенок нескладный. Мышечной массы ему не хватает, но породу не сотрёшь и обаяние – тоже. Я бы предпочёл сослать его куда подальше. Гораздо дальше, чем Севу, например. Но пока не могу этого сделать. Я сделал выбор, и было бы бесчеловечно выставить мальчишку за дверь, особенно, когда взял на себя обязательства.
Не важно, что мать моя – пустоголовая легкомысленная обманщица. Я не такой – и этим всё сказано. Если беру ответственность, то не пытаюсь её на кого-то перекладывать. А это значит, что Леон – моя забота. И я справлюсь. Всенепременно.
– Мне важно, чтобы ты не стал проблемой, – размыкаю я губы. – Опыт показывает, что со взрослыми мальчиками куда больше головной боли, чем от детей.
Он смотрит мне в глаза. Приподнимает брови. Ещё раз перекатывается с пятки на носок, вытягивает руки из карманов.
– Я адекватный. К тому же, не собираюсь здесь долго задерживаться. Но ты прав: какое-то время мне придётся побыть с вами. Я умею анализировать, сопоставлять факты, принимать действительность и учиться на ошибках. Я не слишком гордый и не очень амбициозный. Понимаю: ты терпишь меня, я терплю тебя. Таковы реалии. Поэтому будем стараться жить дружно.
С этими словами он закатывает рукава рубашки и идёт к раковине. Включает воду и моет посуду. Тщательно и серьёзно. Кажется, он только что выиграл несколько очков: мне бы никогда не пришло в голову помыть после себя посуду. Я… разбаловался. Обленился. Привык, что за меня это делает кто-то другой. Тая или приходящая домработница. Кстати, о ней.
Пока брат трудится и о чём-то беседует с Таей, я составляю планы и делаю несколько очень важных звонков. И все они не касаются моей работы.
Иметь семью – тяжёлый труд. И я сейчас не уверен, что сложнее: управиться со свалившейся на мою голову троицей или бизнесом ворочать.
Глава 45
Тая
Я кручу в руках скомканную бумажку. На ней – номер телефона. Мать Эдгара, Леона, Марка и Настеньки. Какая она? Я задаю себе этот вопрос не первый день. Звонить не решаюсь. Всё же это не моё дело. И неплохо бы посоветоваться с Эдгаром.
Малыши и Леон с нами почти неделю, и мы как-то обтесались, привыкли немного друг к другу. Леон где-то пропадал целыми днями, возвращался под вечер. Я знала: он ищет работу. И, может, уже нашёл, но пока не признался.
В первую ночь их пребывания в этой огромной квартире я не могла уснуть. Я, наверное, впервые исполнила «супружеский долг», так и не сумев расслабиться: мыслями была далеко, как-то не до секса мне. Эдгар расстроился.
– Ты можешь не думать о том, что в доме кто-то есть ещё, – бормотал он, целуя меня в шею и во все стратегически важные места. От его поцелуев я обычно таяла и сходила с ума. Но только не в ту ночь. – Здесь великолепная звукоизоляция. Никто ничего не услышит. Я бы хотел, чтобы ты покричала для меня.
– Прости, – честно сказала, глядя ему в глаза. – Тревожно мне. Ты не обидишься, если я загляну к детям?
Он, наверное, обиделся, но возражать не стал. Накинул халат и отправился вслед за мной. Босиком. С растрёпанными волосами.
Настя кричала во сне и плакала. Насмерть перепуганный Марк сидел рядом и пытался её разбудить. Наверное, малышке снился кошмар, и она никак не могла вынырнуть. Марк не плакал, но бледное страдальческое лицо с изломанными бровями и крепко сжатым ртом говорило само за себя.
– У неё так бывает, – у него не глаза, а тёмные провалы. – Иногда не могу добудиться.