Остаётся лишь немой вопрос: почему именно сейчас это вышло из него. Леон смотрит на меня поверх двух непохожих голов Марка и Насти. Прямо в глаза. Открыто. Проникает куда-то слишком глубоко.
– Я хочу, чтобы ты знала. И… не осуждала её.
В голосе Леона твёрдость. Горячий посыл, что цепляет крюком моё сердце. И чудится мне: он знает. Откуда-то знает, что я собираюсь с ней встретиться. Буквально завтра. Он слишком много знает, но я уже не могу расспросить и заставить признаться. Я лишь смотрю в его глаза, не отрываясь, и слушаю своё ошалевшее, растревоженное, испуганное сердце.
[1] Паллиативная терапия – лечение, направленное на облегчение симптомов болезни у больных в случаях, когда нет надежды на излечение.
Глава 52
Тая
Я твёрдо решилась на побег после разговора с Леоном. Я должна увидеть их легендарную маму, посмотреть на неё, поговорить. А потом уж буду думать, что делать со всем этим дальше.
Конечно, я испытывала муки совести. Наверное, я должна была обо всём рассказать Эдгару. Но о чём «обо всём»? Об откровениях Леона?.. Я не могла. Это слишком личный разговор. Если бы хотел, он бы сам всё поведал Эдгару. Однако не спешил. Не считал нужным. Может, я его понимала в какой-то мере: Эдгар ни разу не поговорил с братом. Возился с детьми. Вставал ночью. Мы нередко забирали детей в свою постель. Но Леон как был одинокой сломанной веткой, так и остался. Никто из нас не сделал ни шага, чтобы сблизиться с мальчиком.
Он мой ровесник. Но хочется называть его именно так. Наверное, потому, что он очень внешне похож на моего мужа. И, взвесив сейчас все «за» и «против», я не могла перебороть в себе мысль, что он ещё, по сути, ребёнок. Почти подросток. Я не чувствовала в нём взрослости. Может, потому, что рядом находилась зрелая и мужественная копия.
Я дала себе слово, что когда вернусь из поездки, то буду по-другому к нему относиться. Не стану отстраняться. Он как Марк и Настя, только старше. И почему бы ему не стать ближе к каждому из нас. Поговорю с Эдгаром. Может, он возьмёт Леона в свой офис. Хоть кем-нибудь. Или пристроит к знакомым, друзьям, коллегам. Да хоть санитаром к тому же татуированному киборгу. Пока лето, пусть заработает.
Эдгар приехал поздно. Усталый и злой. Не в духе. Почти не ел, хотя мы с Идой расстарались.
– Сядь! – рявкнул он, когда я металась, чтобы подсунуть ему самые вкусности. – Мне не нужна прислуга! Мне нужна жена!
В таких случаях лучше молчать. Я села рядом и, подперев голову кулаком, преданно следила за каждым его жестом, чем разозлила Эдгара ещё больше. Он в сердцах бросил вилку. Та, звякнув, упала на пол и, как живая, шмыгнула под стол. Недовольно гавкнул Че Гевара.
– В этом доме даже пёс за тебя, – буркнул мой огнедышащий муж, сжал кулаки, а затем медленно начал расслабляться. – Тая Гинц, ты ничего не хочешь прикупить себе? Пару манто или рубины для вечернего платья?
Я, чтобы не выходить из образа, томно похлопала ресницами и медленно облизала губы.
– Я подумаю над твоим предложением, Эдгар Гинц. А теперь, будь добр, подними вилку.
– Встать на колени? – хмыкнул он, окончательно приходя в себя.
– Не обязательно. Для этого достаточно нагнуться.
– Подойди ко мне, – вот же любитель командовать!
– Ни за что! – пытаюсь удержать улыбку, прислушиваясь, как радостно частит моё сердце. Так-то лучше. После вчерашнего – осадок саднит, как ободранная коленка. И я не знаю, что у него на уме и почему он отстранялся. Спал отдельно. Мне бы спросить, но как говорят о подобных вещах, я не знаю. Никогда не видела, не наблюдала. Безумно тяжело быть такой неумёхой и бестолочью в самых простых вопросах. Может, с кем-то другим это было бы проще. С Эдгаром – всегда как под проводами, где таится высокое напряжение.
Пока я колеблюсь и перекидываю мысли в голове, он одним движением ловит меня и притягивает к себе. Сидит, зажав коленями. Обнимает за талию. Утыкается лицом в мою грудь. И я, не сдержавшись, запускаю пальцы в его волосы. Слышу довольный вздох. Судорожный и резкий.
– У меня всё то же, – напоминаю осторожно.
– Что – то же? – спрашивает он, делая вид, что не понимает. А может, и правда не доходит до него?
– Критические дни, – бормочу, чувствуя, как краснею удушливо.
– Ну и что? – он всё ещё играет в эту игру.
– Мне показалось, тебе неприятно прикасаться, пока… это…
Он сжимает меня в объятиях так, что трещат кости.
– Глупая, глупая, Тая Гинц. Иди сюда. Иди ко мне. Девочка моя, – шепчет он, усаживая меня на колени. Целует так, что хочется развалиться на части, на счастливые фрагменты, что подобны пылинкам в солнечном луче, – я хочу прикасаться к тебе всегда, – горячечно, лихорадочно, словно ему не хватает воздуха. – Я скучаю по тебе. Очень-очень.
И у меня словно прорывает плотину – слёзы катятся по щекам, а на душе становится светло. Я не противна ему. Может, я и впрямь глупая дурочка. Но так хочется быть ЕГО глупышкой. Может, это почти признание? Он нуждается во мне?