Тот, кто меня вернул

— Непыльная у тебя должность — день на работе, день — отдых. Что ты делаешь для Седова? Ты охранник?

Глупо думать, что АД ответит на такой вопрос.

— Я охраняю его коллекцию марок. Поднимайся, Лера, пора делать завтрак.

— Твоя очередь, я вчера делала обед.

— А ты будешь сидеть на диване и задавать дурацкие вопросы? Нет уж. Отвари яйца, нарежь, заправь майонезом и сделай мне два бутерброда с чёрным хлебом.

— Рабовладелец!

— Если и рабовладелец, то неудачный. Рабыня из тебя никудышная, никакой пользы.

Я положила яйца в кипящую воду, даже время засекла, но отвлеклась на статью в газете. Такое случается всё чаще и чаще — пытаюсь сосредоточиться, но мысли уплывают неизвестно куда.

Когда очнулась, АД резал варёные яйца и перекладывал в глубокую тарелку.

— Уже сварились? — Тупо глядя на часы, я попыталась вспомнить, как давно закипела вода.

— Цыплята вылупились и пошли в школу. — Достав майонез, АД сделал три бутерброда и протянул один мне. — Ешь, горе-повар.

— Я не повар, я… Лера.

— Да уж. Не рабыня и не повар.

— Я никогда не стремилась быть женой. У меня был другой путь…

— Наслышан о твоём пути. Хватит себя жалеть, лучше ешь бутерброд да пошевеливайся.

После душа АД потребовал, чтобы я «нормально» оделась. Приготовившись услышать нелестные эпитеты в свой адрес, я скрестила руки на груди и отошла к стене. Пусть сам меня одевает, если стыдно везти в город, как есть.

— Я не собираюсь для тебя наряжаться!

— Наряжаться? — не понял он. Вывалил одежду на кровать и, критически её осмотрев, повернулся ко мне. — В это?

Ну вот, начались наезды на мой гардероб. АД — настоящий эксперт по чередованию кнута и пряника.

Держу себя в руках, стараюсь. Если взорвусь, он будет провоцировать сильнее.

— Моя одежда тебя не касается. Я не собираюсь прыгать перед тобой в юбке, из-под которой видны гланды.

— Гланды? — АД смеётся надо мной, а я ничего не могу с собой поделать. Злюсь. Как он умудряется с такой лёгкостью меня раздражать? Аж слова путаю.

— Не гланды, а… не имеет значения. Оставь мою одежду в покое.

Не оставил. Выбрал юбку до колена, рубашку и тёплый пиджак. Всё для того, чтобы я не ленилась — молнии, пуговицы, колготки.

— Не переставай быть собой из-за того, что случилось, — сказал серьёзно. Очень серьёзно, я аж задержала дыхание. Так тепло стало внутри, словно чаю глотнула. Слова АДа осели, нашли своё место. Я о них ещё вспомню.

— Поэтому надень своё обычное тряпьё, — продолжил он, убив трогательный момент.

Попробуйте одеться одной рукой. Муторно, особенно натягивать колготки. Дёргаюсь, как паяц в мультике, ругаюсь. Беспомощность раздражает. Капрон цепляется за обкусанные ногти. Каждое движение напоминает о случившемся.

— Не думай! — крикнул АД из коридора. — Я отсюда слышу, как скрипят твои мысли. Прекрати!

Наивная, я решила, что на этом мои мучения закончатся. Как бы не так.

Когда мы спустились вниз, АД поставил передо мной лак для ногтей. Ярко-красный. Где только нашёл?

— Я зайду к Жене, а ты пока накрась ногти. Каждый раз перед поездкой в город будешь делать то же самое.

— Знаешь, что…

Во мне разгоралась буря, поднималась чёрными, жгучими волнами. Главное, чтобы не разразилась слезами. Как же он жесток! Так нельзя. Не со мной, не так скоро.

Отвернулась от него, изо всех сил стараясь сдержать крик. Не смогла.

— Ты надо мной издеваешься! Мало того, что твои ребята меня искалечили, так ты теперь сам измываешься надо мной при каждой возможности! Псих! Бессердечный!

Взбежав по лестнице, я зацепилась гипсом за дверную раму и взвыла от боли. Упала на кровать и зарыдала. Слёзы пришли весенним ливнем, до хрипоты, до икоты. Их накопилось столько, что промочила одеяло. Кто бы знал, какие запасы имеются.

Ведь вчера вечером АД был совсем другим, почти человеком. Что случилось? Зачем он так жестоко меня провоцирует?

Проревелась на славу и, всхлипывая, присела на постели. Голова кружится, в висках пульсирует боль, глаза распухли до щёлок. Как день начнёшь, так и…

— Ты плакала после того, что случилось?

АД сидел на стуле у окна. Я и не заметила, как он вошёл.

— Да, плакала, но не так… не так мокро.

Трудно поверить, но одеяло промокло насквозь.

Я попыталась улыбнуться. Лицо онемело от рыданий, поэтому гримаса получилась кривой.

АД водил ребром ладони по подоконнику. Если он и осуждал меня за несдержанность, то не спешил читать нотации.

— Воды принести?

— Принеси.

АД высидел мою истерику и не сбежал. За такое надо орден давать.

Подав стакан, мой мучитель вернулся на место у окна.

— Зачем ты надо мной издеваешься? Это жестоко, АД.

— Я предупреждал тебя, что я жестокий.

— Вчера вечером ты был другим.

— Устал на работе, вот и дал слабину.

— Тогда почему не оставишь меня в покое? Отвези меня домой, я не твоя забота. Не стоит отрабатывать грехи Седова.

— Я не отрабатываю чужие грехи. Никогда.

— Отпусти меня, АД. Я вижу, что ты стараешься мне помочь, но у тебя ничего не выйдет. Вроде в начале что-то получилось, тебе удалось меня отвлечь, но теперь мы зашли в тупик. Мы слишком разные, и твои методы мне не подходят.

Постукивая пальцами по подоконнику, он смотрел в окно.

— Отпусти меня, — прошу.

— Нет.