Тот, кто полюбит все твои трещины

Но Эл Гор ничего не говорит. Вместо этого он жестом показывает, что я должен следовать за ним. Он ведет меня к Панамскому Каналу, крытому водному аттракциону – мы закрыли его пять лет назад из-за того, что некоторые роботы-персонажи оказались неуместными с этической точки зрения.

Мы проходим через черный вход, и я различаю там силуэт спящего Вадж’ма Мадж’вхта, приютившегося в кустарнике, и слышу, как он бормочет во сне:

– Двойственность… Бататы…

Я поворачиваюсь к Элу Гору и такой:

– Слушай, чувак, не знаю, как он здесь оказался, но я не имею к этому отношения.

Эл Гор снимает свою гигантскую голову. Это Эмика.

– Какого хуя? Почему ты мне написала, что не знаешь, где он?

Эмика такая:

– Ты не думаешь, что они отслеживают нашу переписку?

– Слушай, это полное дерьмище. Вадж’м – крайне ценная собственность компании.

– Он не собственность, ясно? Нельзя владеть человеком!

Я взрываюсь:

– При этом большинство Вадж’ма владело людьми!

Она закатывает глаза и говорит:

– Это было лет двести назад.

А я говорю:

– Здесь повсюду камеры. У нас обоих будет супердохуя проблем, типа, с секунды на секунду.

Эмика качает головой:

– Эти штуки не работают; их повесили, чтобы пугать народ.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я была в кабинете охраны! Единственные мониторы, которые у них есть, подключены к камерам на входе и выходе из парка, поэтому мы так и не ушли.

– Еще не поздно, – начинаю я. – Если ты признаешься Гупте сейчас, если именно он вернет Вадж’ма ребятам из «ФилдингКорп»…

И Эмика кричит:

– Вадж’м не вернется в «ФилдингКорп»!

И Вадж’м пробуждается от сна и рычит своим могучим ревом.

И я такой:

– Эй, ш-ш-ш, будь, блядь, потише. Как думаешь, как долго у тебя получится здесь его тайно держать?

А Эмика:

– Ну, я надеялась, что ты сможешь мне помочь. У тебя есть фургон, верно?

А я:

– Нет, у меня нет фургона.

А она:

– Я была уверена, что у тебя есть фургон.

А я:

– Нет, я езжу на автобусе.

А она:

– Почему я думала, что у тебя есть фургон?

А я:

– Я вообще не понимаю, почему ты думаешь то, что думаешь! – Но потом я вспоминаю и сразу же ненавижу себя за то, что говорю это вслух: – У Гаррисона есть фургон.

Глаза Эмики расширяются:

– У какого Гаррисона?

– У Бенджамина Гаррисона. Он там держит свою секс-куклу.

И она такая:

– О боже, ты поговоришь с ним? Мне нужен фургон.

– Почему бы тебе самой с ним не поговорить?

– Я с ним не дружу так, как ты! Пожалуйста, президент Артур! Ты поговоришь с Бенджамином Гаррисоном ради меня?

Мне это никогда раньше не приходило в голову, но, мне кажется, Эмика даже не знает моего настоящего имени.

И я говорю:

– Ага, я сведу тебя с Гаррисоном, но больше не вмешивай меня в это, ладно? Я не хочу иметь ничего общего с твоими планами, я не хочу о них знать и не собираюсь в них участвовать, окей?

И она говорит:

– Ага, просто помоги мне достать фургон, и я больше никогда тебя не побеспокою.

Поэтому я говорю с Гаррисоном, и сначала он такой:

– Почему я должен помогать ей? Эта высокомерная сучка всегда относилась мне как к чокнутому. А теперь ей нужен мой фургон с секс-куклой? Ну и кто теперь чокнутый?

И я такой:

– Просто представь себе, что ты в фильме про Людей Икс. И Вадж’м – мутант, на которого охотятся, а ты – супергерой и должен его спасти.

Гаррисон думает над этим, а затем говорит:

– Окей, но вот мы засунем его в фургон – и что дальше?

И я такой:

– Не знаю, поговори с Эмикой. Я не хочу в это ввязываться.

А он:

– Мне захватить мечи?

Я возвращаюсь на свое место и просто пытаюсь быть Честером А. Артуром. Думаю о том, что, чем бы это все ни закончилось, это, наверное, последний раз, когда я представляю Честера А. Артура, и, если честно, это вызывает у меня смешанные чувства. Я думаю о том, как настоящий президент Артур дерьмово, должно быть, себя чувствовал на съезде после принятия закона Пендлтона о реформе государственной службы, когда его собственная партия даже не выдвинула его на переизбрание. Я чувствую себя немного виноватым за то, что брошу президента Артура, как и все остальные до меня, но также все больше и больше я думаю, что, типа, в мире политики ты должен сам о себе заботиться, потому что не то чтобы кто-то еще будет это делать.

Внезапно с другого конца парка раздается сильный грохот и визг колес фургона. Что это, стрельба? Толпа пробегает мимо меня, но я стою как вкопанный у Моста в Светлое Будущее, потому что, как я сказал ранее, забочусь о себе сам и все такое.

Мне звонит Эмика, и я не отвечаю.

Мне звонит Гаррисон, и я не отвечаю.

В конце концов, когда ты в костюме, тебе нельзя использовать телефон. Правила парка.

Через несколько минут Бьюкенен неторопливо проходит мимо и говорит: «Эй, приятель, мистер Гупта хочет видеть тебя у себя в кабинете. Белая дама тоже».

Я собираюсь туда, но потом думаю: «Это глупо».

Поэтому я ухожу из парка.

Я сажусь на автобус в больницу и выключаю телефон.

Я не включаю телефон целыми днями и сижу с Рамоной, пока она в коме.