Тот, кто снится

— Это все ты сам… Ты для меня… Ты не представляешь что это для меня значит… Такой очаровательный такой милый… И ты и он… Вы оба…

«Это гораздо лучше, чем мотоцикл, — мелькнуло в голове у Егора. — Даже сравнивать нечего».

— Я зову его Рыжиком, — сказал Егор, про водя рукой по ее спине. — Как только увидел, сразу подумал: его зовут Рыжик.

— Плебейское имя, — сморщилась Лилия. — Он же не беспородный, чтобы так называться. Лучше я буду называть его Билли, от Вильгельма. Так благозвучней. Тебе нравится?

— Конечно, — сказал Егор. — Ведь теперь это твой котенок.

Когда она сидела так близко, целовала его в шею и говорила слова благодарности, ему нравилось все. Даже безвкусное имя Вилли.

11

Ученики редко радовали Людмилу Сергеевну.

В основном они ее мучили или раздражали, но она и не думала уходить из школы. «Такова нелегкая доля учителя» — вздыхая, говорила она на педсовете ивозводила глаза к давно не крашенному потолку. Ей нравилось играть роль мученицы, но еще больше ей нравилась та власть, которую она имела над этими «неуправляемыми созданиями с уголовными наклонностями». Но то, что Людмила Сергеевна обнаружила как-то вечером, проверяя тетради, превзошло ее самые мрачные ожидания. Она поставила тройку за домашнее задание в тетрадь Кукушкиной и принялась в задумчивости переворачивать страницы, когда наткнулась на записи, которые показались ей занятными. Она углубилась в чтение и с каждой строчкой ужасалась все больше и больше.

Лиза Кукушкина писала своему новому учителю Михаилу Юрьевичу. При этом тон письма был фамильярным, как если бы их связывали длительные отношения. К тому же Лиза упоминала о какой-то встрече на катке, о свидании около памятника и о том, как Михаил Юрьевич был у нее в гостях.

Этого оказалось достаточно, чтобы Людмила Сергеевна пришла к страшному, но очевидному выводу — ее несовершеннолетняя ученица и новый учитель вступили в неподобающие отношения.

«Как я могла не уследить. — Людмила Сергеевна сняла очки и стала покусывать дужку, как делала всегда в минуты задумчивости. — Значит; их роман развивался у меня под носом, а я ничего не замечала».

Но раздумывала она недолго, потому что была человеком действия, особенно в таких критических случаях, как этот.

На следующий день она вызвала в свой кабинет Михаила Юрьевича и, сверля его глазами, сказала:

— Мне надо с вами поговорить; Но может, вы хотите сами мне все рассказать?

Она считала себя очень справедливым человеком и не могла не дать ему последней возможности раскаяться. Но Михаил Юрьевич, смотрел на нее как-то особенно безмятежно и непонимающе, и это еще больше разозлило ее.

— О чем, Людмила, Сергеевна? — спросил он и улыбнулся. — О чем рассказать?

— Ну, например, о том, как вы нарушаете педагогическую этику, — багровея, сказала она. — О своем романе с ученицей…

— Ах, это! — Он махнул рукой и облегченно вздохнул. — Вы все неправильно поняли. С Аней Малышевой я задержался после урока для того, чтобы обсудить тему ее доклада. Ну, мы разговорились и просидели почти до закрытия школы, но я вас уверяю…

Она не дала ему договорить.

— Да как вы смеете надо мной издеваться? — прошипела она, выгибая шею, как кобра, готовая к прыжку. — При чем тут Малышева? Я говорю о вашем романе с Кукушкиной!

— С Лизой? — удивился Михаил, — О моем, романе с Лизой?

— Не надо по сто раз переспрашивать! — возмутилась Кошка. — Так вы только тянете время…

— Я переспрашиваю, потому что удивлен. — Голос Михаила звучал так искренне, что было трудно ему не поверить. Но Людмилу Сергеевну никогда не пугали трудности. — Я встречался с Лизой только однажды, да и то — по делу.

— Знаю я эти ваши дела, — отрезала Кошка. — А на катке? А у нее дома?

Михаил озадаченно смотрел на нее, соображая, как можно одним словом ответить на такое количество дурацких вопросов.

— Да, я случайно встретил их с Тусей на катке, потом Лиза упала, и мы с Маргаритой Николаевной проводили ее домой… Но я не понимаю, откуда…

— Откуда мне все стало известно? — Кошка испытывала радость следователя, поймавшего преступника с поличным. — Вот, полюбуйтесь, что пишет ваша ученица! Прямо в тетради по физике, вы только подумайте!

И она протянула Михаилу Лизину тетрадь, открытую на нужной странице. Он пробежал глазами несколько первых строчек и сказал:

— Я не получал этого письма.

— Да, — подтвердила Кошка. — К счастью, его получила я.

— Но ведь оно адресовано мне. И если вы это поняли, то должны были мне и передать.

— Вот еще, — возмутилась Людмила Сергеевна. — Что же вы мне прикажете — быть почтовым голубем вашей любви?

Но Михаил Юрьевич не слушал ее. Он читал Лизино письмо, каждая строчка которого дышала такой любовью и преданностью, что У него сжалось горло и защипало в глазах. Ему стало нестерпимо больно от мысли, что кто-то чужой, злой и равнодушный, прочитал это письмо раньше, чем он.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он, сжимая в руках тетрадь.