— Давай за дружбу выпьем, — миролюбиво предложил Женька. — Было нас трое, Генки больше нет, но мы-то с тобой остались, Игореха. И что бы там ни было, что бы я о тебе ни думал, ты — мой друг, а я — твой. И мы будем друг другу помогать и друг друга поддерживать. Верно?
Игорь молча кивнул, чокнулся с Женькой, выпил. Все сказано четко и недвусмысленно. Женька видит в нем виновника всех своих бед и считает, что за это имеет право требовать от Игоря помощи, когда его криминальная деятельность даст осечку. Не зря он сегодня затеял этот разговор, ох, не зря! Ведь мог бы и раньше все это сказать, а не говорил, молчал. Потому что раньше он не очень-то нуждался в Игоре. Человек, который появляется четыре раза в год на пару часов, может вообще не появляться, никакой разницы. А теперь следователь Мащенко стал ему нужен. На всякий случай, мало ли что. И для этого Игоря нужно держать на коротком поводке. Женька уже понемногу его использует, то из милиции кого-то вытащить, то насчет следователя, ведущего конкретное уголовное дело, разузнать. А впереди Игоря наверняка ждут и более серьезные просьбы. Правда, после сегодняшнего объяснения их правильнее было бы называть требованиями, а не просьбами. И никуда он от Женьки не денется, будет продолжать навещать его и просьбы будет выполнять. Нельзя обидеться и исчезнуть, ибо это означало бы признать Женькину правоту. А Игорь ее признавать не собирался, потому что не представлял себе, как дальше жить с этой правдой.
Домой он вернулся мрачнее тучи. В прихожую из гостиной доносились оживленные голоса — родители и жена, как обычно, болтают за вечерним чаепитием. Видеть никого не хотелось и разговаривать не хотелось, хотелось одного — забраться в постель и закрыть глаза. Игорь, стараясь не шуметь, проскользнул в комнату, которую занимал вместе с Ириной, быстро разделся, но лечь не успел. Ирка услышала, как он пришел, и, не дождавшись появления мужа в гостиной, пришла сама.
— Устал? — сочувственно спросила она, усаживаясь рядом с ним на разостланную к ночи постель.
— Устал.
— И много выпил?
— Я был у Женьки…
— Я понимаю. Игоречек, может быть, я лезу не в свое дело, но мне показалось, что эти походы к Жене тебя тяготят. Ты за несколько дней до этого начинаешь мрачнеть и злиться, а возвращаешься вообще невменяемым.
— С чего ты взяла? Глупости это.
— Это не глупости, Игоречек, это правда. Я же вижу. Зачем ты продолжаешь делать то, что тебе так неприятно? Из жалости к безногому калеке?
— А хотя бы и так! Тебе-то что? — грубо отозвался он, не в силах справиться со своим настроением.
— Я за тебя переживаю. Не могу видеть, как ты мучаешься. Может быть, тебе нужно по-другому к этому относиться, тогда тебе станет намного легче, и настроение не будет портиться. Наверное, этот твой Женя жутко неприятный тип, раз тебе так не хочется к нему ходить. Поэтому ты и злишься. А ты не думай об этом, ты думай только о том, что он — несчастный человек, потерявший на войне обе ноги, что у него совсем нет радостей в жизни, кроме редких встреч со старыми друзьями, и каждый твой приход делает его счастливым. Это — как подарки дарить, так же радостно и приятно. Ты, когда идешь к нему, думай о том, что собираешься сделать человеку подарок, который его обрадует. Вот увидишь, тогда и настроение будет совсем другим, и возвращаться будешь веселым.
— Ты еще будешь меня учить! — вспыхнул Игорь. — Ничего не знаешь, а лезешь со своими глупыми советами! Что ты вообще понимаешь? Что ты знаешь о наших отношениях? Иди пей чай с предками, вы же там мировые проблемы обсуждаете, вот и обсуждайте. А меня оставь в покое. Я устал и хочу спать.
Ира послушно поднялась и пошла к двери.
— Спокойной ночи.