Без сил падаю на кровать. Терри не сядет в тюрьму. Ему даже суд не грозит. Брату не придется через это проходить, а мне — смотреть, как он страдает. Я качаю головой снова и снова, не верю — неужели что-то наконец-то пошло правильно. Я все еще чертовски злюсь, потому что такого вообще не должно было случиться, но, по крайней мере, худшее позади. Теперь мне нужно попытаться исправить весь нанесенный ущерб. Терри должен выздороветь и вернуться домой. А я — обеспечить ему этот самый дом.
Когда я приезжаю в больницу, доктор Халил сидит в приемной.
— Можно вас на минутку, пожалуйста? — спрашиваю я.
Он кивает и ведет меня в свой кабинет. Мы оба садимся.
— Я просто хочу поблагодарить вас, — говорю я. — Терри получил письмо из полиции, и они не собираются подавать на него в суд, спасибо вашему психиатрическому заключению.
— Что ж, это хорошие новости. Скажете ему прямо сейчас?
— Да, в последнее время он помалкивал, но наверняка беспокоился. Наш Терри умеет держать свои тревоги при себе.
— Я заметил, — с улыбкой говорит доктор Халил. — Хотя есть и другие хорошие новости. Сегодня утром он спросил меня, можем ли мы начать сокращать прием лекарств.
— Правда? Добрый знак. Что вы ему сказали?
— Его состояние стабилизировалось, и его ответы на сеансах когнитивно-поведенческой терапии в последнее время были гораздо более четкими, поэтому я сказал, что если мы отметим улучшение на этой неделе, то с понедельника начнем постепенно снижать дозы. А еще постараемся перевести его в обычную палату.
Я улыбаюсь. Я так давно хотела это услышать.
— Спасибо. Я просто хочу, чтобы Терри пришел в норму. В свою норму.
Терри в палате, сидит в кресле и смотрит на меня. Слегка улыбается. Даже успевает тихонько пробормотать:
— Привет, сестренка.
Я сажусь на его кровать.
— Я слышала, ты разговаривал с доктором Халилом.
— Я не хочу, чтобы так продолжалось, — отвечает брат, — я как живой мертвец.
— Врач говорит, что позволит сократить дозу лекарств, но осторожно.
— Ага. Мне бы, конечно, побыстрее.
— Знаю, милый. Но ты хотя бы на верном пути. Это важнее всего. Еще доктор сказал, что тебя переводят в обычное крыло.
— Хорошо. Вот бы попасть в палату с видом на парковку.
Я улыбаюсь и качаю головой.
— В любом случае, милый, сегодня у меня для тебя еще несколько хороших новостей.
Терри смотрит на меня.
— Полиция вышла на связь. Ну, знаешь, по поводу того, что произошло. Они не будут подавать в суд. Доктор Халил сказал им, что дело в твоей шизофрении, и они все поняли. Никто не собирается выдвигать обвинения.
Терри опускает голову. Я вижу, как дрожат его плечи. Встаю и подхожу к нему. Притягиваю его голову к себе, как делала, когда он был ребенком.
— Все хорошо, — воркую я, обнимая брата, пока тот рыдает. — Теперь все позади.
— Но я напугал ту девочку, Каз. Мне очень плохо из-за этого.
— Ты был не в себе. Так им сказал доктор Халил.
— Я слышал крыс.
— Знаю.
— И Мэттью сказал, что ее пугают крысы. Я не знал, что дело во мне.
— Я пыталась объяснить тебе тогда, но ты решил, что я тебе лгу. Ты всегда так думаешь, когда тебе плохо.
— Она в порядке, та девочка?
— Полицейский в участке сказал, что с ней все будет хорошо. О ней позаботится ее мама.
Терри глубоко вздыхает и вытирает нос.
— Я хочу написать ее маме, сказать, как мне жаль.
— Было бы хорошо, милый. Может, полиция передаст ей письмо.
— Не сейчас. Когда мне станет лучше. Когда я смогу думать и чувствовать немного яснее.
— Ладно.
Терри на мгновение замолкает, а затем смотрит на меня.
— Ты меня не ненавидишь, Каз?
Я смотрю на него и качаю головой.
— Я никогда не могла ненавидеть тебя, Терри. В любом случае виноват не ты. Это все твоя болезнь. Запомни накрепко. Я не хочу, чтобы ты сейчас обо всем этом беспокоился. Главное — выздоравливай.
Я даже не понимаю, что напеваю, когда на следующее утро иду в кафе через садовый центр, пока не раздается голос:
— У кого-то сегодня хорошее настроение.
Я оборачиваюсь и вижу, как Барри улыбается мне из-за витрины фуксий.
— Извини, — говорю я. — Не заметила тебя.
— Не извиняйся за то, что счастлива, — отвечает он. — Этому миру не помешает чуть больше радости. Ты что, в лотерею выиграла? Если да — я в доле.
— Увы, — улыбаюсь я. — Но моему брату лучше. Возможно, он скоро вернется домой из больницы.
— Это хорошие новости, — говорит Барри, подходя ко мне. — А что с ним?
Я сомневаюсь, прежде чем ответить, но у Барри добрые глаза, и я чувствую, что могу ему довериться.
— Он в психиатрическом отделении. У него шизофрения. Обычно он в порядке, когда сидит со мной дома, но его заставили пойти на работу, и случился кризис.
— Сочувствую. А больше за ним ухаживать некому?
— Нет, только я.
— Чертовски сложно, не так ли? — говорит Барри. — Я ухаживал за женой девять лет, прежде чем она умерла. Самая тяжелая работа в мире.
— Да, — отвечаю я. — И мне жаль, что так вышло с твоей женой.
— У нее было раннее слабоумие. За несколько лет превратилась из души компании в человека, которого я не узнавал. Это было чертовски ужасно.
Киваю, точно зная, что он имеет в виду.
— И чувствуешь себя таким беспомощным, да?