Тот момент

— Это ужасно, — говорит Лотти. — Взрослые всегда говорят нам делиться, а сами нас поделить не могут.

— Он злится на маму из-за экзаменов.

— Такая глупость. Что моя мама твоей посоветовала?

— Не знаю. Я надеялся, что ты мне расскажешь.

— Я была наверху и читала книгу о мальчике, у которого мама больна раком и которому снятся кошмары о монстрах, но затем монстр, который на самом деле дерево, оживает и пытается ему помочь.

— Ой. Значит, толку нет.

— На самом деле это для мальчика было большим подспорьем.

— Я про себя. Хочу знать, как мама попытается это все остановить.

— Она занимается кикбоксингом или чем-то в таком роде? Могла бы поупражняться на твоем отце.

— Она занимается йогой. Все очень мирно и спокойно, мама порой даже засыпает на медитации.

— Тогда не сработает. Может, мне придумать для тебя петицию?

— Давай, — говорю я, уже зная, что под ней будет только одна подпись. — Может, получится.

На собрании терпимо, потому что меня не упоминают, и мне не нужно выходить вперед. Тайлер Джонсон получает «звезду недели», хотя это неправильно, потому что он был груб со мной и задрал юбку Кейтлин на детской площадке, чтобы все увидели ее трусики, но я притворяюсь, что хлопаю в ладоши вместе со всеми.

Мама сидит сзади и пытается сделать вид, что все в порядке.

Она слегка машет мне перед уходом. Пойдет домой и поплачет еще, или у нее назначены встречи и она будет пытаться помочь людям почувствовать себя лучше?

Как-то не уверен, в состоянии ли мама сейчас работать, и немного волнуюсь, вдруг она заплачет перед клиентами, и им станет намного хуже.

Когда мы возвращаемся в класс, Льюис Р. толкает меня локтем под ребра и говорит:

— С дороги, Красная Шапочка.

Иногда меня так называют; думаю, это как-то связано с тем, что у меня рыжие волосы и я выгляжу как девочка, но точно не знаю. Я оглядываюсь проверить, видела ли миссис Керриган, но, похоже, она слишком занята, разнимает Льюиса Б. и Киана.

А вот Лотти видела.

— Расскажи учительнице, что он сейчас сделал, — велит она.

— Нет, — говорю я. — Оно того не стоит.

— Что ж, тогда я ей скажу, — заявляет Лотти и тут же идет к миссис Керриган, а чуть позже возвращается.

— Что ответила учительница? — спрашиваю я.

— Что занята и чтобы я не выдумывала, — хмуро сообщает подруга.

Киваю. Они всегда так говорят.

В классе миссис Керриган раздает нам пробные тесты. Смотрю на нее и шепчу:

— Мне тоже их делать?

Она кивает и отвечает:

— Да, на всякий случай.

Интересно, показывала ли ей миссис Рэтклифф письмо от отца? Может, они думают, что в перетягивании каната папа победит? Вероятно, они правы.

Я пытаюсь сосредоточиться на английском, но все время думаю о плачущей маме и о том, что произойдет в понедельник утром, и накручиваю себя еще больше. Когда миссис Керриган в конце урока собирает работы, она видит, что я написал совсем немного, смотрит на меня сверху вниз и говорит:

— Надеюсь, ты стараешься изо всех сил, Финн. Пробные тесты важны, даже если ты не собираешься сдавать настоящие.

Знаю, она думает, что я нарочно, и хочу возразить ей, но чувствую, как подступают слезы, и не хочу плакать на глазах у всех, поэтому опускаю голову и ничего не говорю.

Льюис Р. сидит позади меня и, очевидно, слышит учительницу, потому что, едва она уходит, пинает мой стул и спрашивает:

— Почему ты не будешь сдавать тесты? Каждый должен их пройти, это закон.

Другие дети слышат его, начинают гадать, почему я не сдаю тесты, и я так сильно хочу исчезнуть, что даже больно.

Все они до сих пор пялятся на меня и говорят обо мне, когда мы выходим на детскую площадку. Ко мне подходит Райан и заявляет:

— Я знаю, почему ты не будешь сдавать тесты. Потому что ты девочка.

— Нет, это потому, что его мама жаловалась, а он маменькин сынок, — поправляет Тайлер, и все начинают смеяться.

Я ищу Лотти, но не вижу ее, и все становится размытым, а потом они начинают смеяться надо мной, потому что я плачу и очень громко что-то кричу, но не знаю, что именно. Подходит мисс Дай, кладет руку мне на плечо и ведет меня обратно в школу.

Мы приходим в медпункт. Это небольшая комната, которая раньше была чем-то вроде буфета, там хранится аптечка, а на полу лежат два больших кресла-мешка, и дети иногда приходят сюда, если им плохо или нужен перерыв. Когда я был маленьким, то называл ее прощальной комнатой, и мама с папой всегда смеялись. Не знаю, стали бы они теперь над этим смеяться.

Мисс Дай протягивает мне салфетку, я вытираю глаза и сжимаю бумажку в руке.

— Что случилось, Финн? — спрашивает учительница.

Она говорит вежливо, но я хочу спросить ее, не заметила ли она случаем, что мои мама и папа разводятся и ссорятся из-за меня, сам я даже не знаю, иду ли на тесты в понедельник, у меня только один друг во всем мире, а все остальные дети ненавидят меня и все время смеются надо мной. Пожалуй, ответ очевиден.

— Ничего, — говорю я.

— Почему ты сейчас ругался на других детей?

— Ругался?

— Да.

Интересно, что же я такого сказал, но, наверное, не стоит спрашивать.

— Ой, простите, мисс. Просто я очень разозлился.

— Они тебя задирали?

— Они всегда меня задирают.

— И что говорили?

— Да так, всякое.