— Что, если полиция найдет нас до того, как мы вернемся?
Мама обнимает меня, как может, с огромным рюкзаком за спиной.
— Постарайся не волноваться, Финн. Мы разберемся со всем этим. Все будет хорошо.
— Ладно, — отвечаю я, хотя и не понимаю, как все станет хорошо, и, судя по выражению маминого лица, она в это верит не больше, чем я.
Идем долго. Спускаемся через лес по проселочным улочкам, а потом шагаем вдоль реки. Еще жарко, и мы то и дело останавливаемся попить воды. Мама не снимает рюкзак, хотя я знаю, что он супертяжелый, и я вижу вмятины, которые ремни оставляют у нее на плечах. Она тоже мало говорит. На ней шляпа и солнцезащитные очки, но мама все равно кажется грустной, хотя я не вижу ее лица. Она даже идет грустно.
Вот бы как-то подбодрить ее, но я никогда не умел рассказывать анекдоты, а исполнять цыплячий танец или кудахтать сейчас вряд ли уместно.
Мои ноги гудят, мне жарко и не по себе, но я знаю, что не должен жаловаться, иначе мама расстроится еще пуще.
В конце концов, река снова ведет в лес. Под деревьями прохладнее, и мама на мгновение останавливается попить.
— Где мы? — спрашиваю я.
— Копли Вудс, — отвечает она.
— Но это недалеко от дома.
— Знаю. Мы уже на полпути.
— Когда мы придем домой?
— Как только папа отзовет полицию.
— Как думаешь, он им еще не сказал?
— Не знаю, — отвечает она. — Можем потом послушать новости на моем заводном радио.
— Теперь все в школе знают, да? В смысле, что нас ищет полиция.
Мама смотрит в землю.
— Думаю, да, — говорит она.
— Они все будут судачить об этом, когда я вернусь. Задавать кучу вопросов. Говорить, что я испугался тестов и сбежал. Станет хуже, чем раньше.
Мама опускается на колени и начинает плакать. Печально, а не так, как плачешь, если поцарапал колено.
Я стою рядом, не зная, что мне делать. Опускаюсь на колени рядом с ней.
— Извини, мама, — говорю я.
Она качает головой и плачет еще горше.
— Мне следует извиняться, — рыдает мама. — Это я все испортила. Я пыталась помочь, но только усугубила ситуацию, и мне очень, очень жаль.
Она почти согнулась пополам под тяжестью рюкзака. Я боюсь, что он ее вообще раздавит.
— Снимай, мама, — прошу я. — Тебе же больно. Сними его.
Она садится и снимает ремни с плеч. Рюкзак с грохотом падает на землю, сковорода ударяется о бутылки с водой. Следы на маминых плечах выглядят ужасно. Мне плохо, что я ее так расстроил. Надо было помалкивать про школу.
— Пойдем домой, — говорю я. — Может, у нас не будет столько проблем, как мы думаем.
— У тебя — нет, Финн, но у меня будут, — отвечает она, протягивая мне руку. — Я должна была понять, что это глупая затея, но запаниковала — и посмотри, что я натворила.
Мама снова плачет. Крупные слезы текут по ее щекам из-под очков. Она сжимает мою руку и будто выдавливает из меня слезы, потому что я тоже начинаю плакать.
Мама наклоняется и обнимает меня.
— Все будет хорошо. Я знаю, что придется нелегко, но папа о тебе позаботится.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.
— Тебе не разрешат жить со мной после развода, — говорит она. — Не после вмешательства полиции. Они определят тебе жить с папой, но мы по-прежнему будем видеться как можно чаще и вместе делать много забавных вещей.
— Нет, — говорю я и трясу головой в надежде выбросить эти слова из ушей и притвориться, будто никогда их не слышал. — Я хочу жить с тобой.
— Знаю, — говорит она, — но я все запутала, милый. Они скажут, что я неподходящая мать.
— Но ты же говорила, папин адвокат все равно так скажет.
— Да, но тогда мы могли заявить, что он неправ. А теперь, когда привлекли полицию, они ни за что не позволят тебе жить со мной.
Я смотрю на нее, очень стараясь не разрыдаться снова.
— Но это не твоя вина, что записка улетела. Я им скажу. Объясню, что то же самое случилось и со списком покупок. Они увидят, что это была просто ошибка.
Мама качает головой и сильнее сжимает мои руки.
— Не выйдет, Финн. Я много раз напортачила, и они меня не простят. В детстве нормально совершить ошибку и извлечь из нее урок. Даже когда ты взрослый, тебе могут дать второй шанс, но когда ты родитель…
Ее голос затихает, и она просто сидит на земле. Хотел бы я знать, что сказать, но я не знаю, потому что я ребенок, и никто в школе не учит, что говорить, когда мама расстроена, только как перемножать дроби и определять драккары викингов.
— Тогда не разводись, — предлагаю я. — Вы с папой можете просто жить в разных комнатах, как сейчас, и мы останемся все вместе, спорьте на здоровье.
Мама опускает голову.
— Прости, Финн, нельзя остановить процесс, мы зашли слишком далеко. Честно говоря, я пыталась, но пути назад нет.
Какой ужас — жить без мамы. Я даже не понимаю, как папа сможет заботиться обо мне, если не знает, где что лежит и какие мне нравятся бутерброды. Ему придется все время звонить маме и спрашивать. И ее не будет рядом, чтобы меня обнять.
А обнимать меня все равно иногда надо, даже когда мне исполнится одиннадцать. Я чувствую, как слезы катятся по моим щекам, а деревья вокруг меня расплываются. Все пошло не так, и я не знаю, что с этим делать.