Читаем Тот самый полностью

Мама суетилась всё утро. Когда я собирался в школу, она доставала из холодильника замороженное мясо и пыталась справиться с кастрюлями. Они ударялись железными боками и звенели. Мама вздыхала, словно на неё навалились все муки мира, и вновь принималась за войну с кухонной утварью. Я никогда не видел маму такой нервной.

Я собирался в школу под свист чайника. Алисы не было дома: сегодня она ночевала у Же. Скоро Жека уедет вместе с отцом, но она пообещала писать нам. Мы договорились, что наша дружба никогда не закончится, и я верил в это как в самую настоящую истину.

Когда я зашнуровывал ботинки, я заметил тень, появившуюся в коридоре. Мама встала рядом со мной, изучая меня задумчивым взглядом. Тонкие морщинки у внешних уголков глаз нисколько не портили её.

– Матвей! Сегодня очень важный день…

– Да-да, я помню, – сказал я с улыбкой и выпрямился, просовывая руки в лямки рюкзака. – Отлично выглядишь, ма.

Она стояла в фартуке, перепачканная в муке. На щеке остался белый след. Я быстро стёр его и покачал головой. Каштановые волосы, небрежно собранные в пучок, тоже пострадали в войне с мукой.

– Матвей, пожалуйста, не опаздывай.

– Разве я могу пропустить всё веселье?

– Сегодня ровно в шесть!

– И ни минутой позже.

Сегодня мама намеревалась познакомить нас с мистером N., о котором мы знали чуть больше, чем она предполагала. Мама считала, что мы однажды видели их вместе, поэтому узнали о её тайных отношениях. Мы с Алисой решили не рассказывать, что летом провели маленькое независимое расследование.

Мама прикусила кончик языка. Она каждый день училась быть нашей с Алисой матерью. Между нами ещё оставались обиды, но мы делали шаги навстречу друг к другу. Однажды мы встретимся в одной точке.

– Не опаздывай! – повторила она, когда я стоял в дверях. – Можешь позвать своих друзей.

– Я подумаю, ма.

У ног мамы крутился Гораций, выпрашивая лакомство. Она погладила его, оставляя белый след муки на спине.

– И не опаздывай!

– Ты не забыла, что ужасно готовишь? – я слегка улыбнулся.

– Я отвлеклась всего на минуту!

– И чуть не спалила весь дом, – я коротко хохотнул. – А сковородку, с намертво прилипшей едой, пришлось выбросить.

Довольный собой я взглянул на маму.

– Ты отвратительный сын, я не хочу тебя видеть. Убирайся в школу, – с улыбкой она разгладила складки на грязном фартуке. – Но всё же не опаздывай…

– Будет сделано.

Улица обдала меня свежей прохладой. Я теплее укутался в ветровку и сел на велосипед. Я ехал по опавшим листьям, выпуская ртом белые облачка пара. Осенний холодок медленно просачивался под одежду. Заехав в парк, я остановился и прислонил велосипед к дереву. Рядом стояла скамейка, но я не садился: нервно ходил, подбрасывая мыском ботинка жёлтые листья. Казалось, нервная дрожь мамы передалась и мне.

Я взглянул на дисплей телефона и сунул его в карман, подув тёплым воздухом на замёрзшие руки. Похоже, сегодня я собирался пропустить первый урок.

– Привет.

Я обернулся на голос.

– Привет.

– Я скучаю по лету.

– Осень тоже бывает неплохой.

Кир бросил велосипед рядом с моим велосипедом и остановился передо мной. Веснушки на лице потускнели, а волосы стали чуть темнее. Летний загар по-прежнему держался на его коже.

– Привет, – снова повторил он, протягивая мне руку.

– Привет, Кир, – я шутливо пожал его холодную ладонь.

– Привет?

– Ты издеваешься?

Я улыбнулся.

– Разве совсем немного…

Он подошёл ко мне, и я ощутил на щеке холод его губ.

– Фу, какой холодный, – скривился я, но не отстранился.

– Может быть, пошлёшь меня? Ну, как ты это любишь…

– Может быть, и пошлю, – серьёзно сказал я, взъерошивая светлые волосы. – Мама сегодня организовывает ужин. С мистером N.

– Которому ты разбил окно… – учтиво напомнил Кир.

– И разобью снова, если он обидит маму, но ей лучше этого не знать. Ты хочешь прийти? Вкусный ужин не обещаю, но хотя бы будет весело.

– Непременно подумаю над твоим предложением.

– Уже подумал?

– Нет.

– А теперь?

В отражении чёрных зрачков я видел себя.

– Всё ещё нет…

– Может быть, сейчас?

Кир выгнул бровь и подпёр кулаком подбородок, изображая задумчивость. Я, подловив момент, уронил его в кучу пожухлых листьев. Когда мне почти удалось скрыться с места преступления, Кир поймал меня за щиколотку, и я рухнул на землю. Через мгновение солнце погасло – Кир навис надо мной и заслонил его.

– Ты подумал?

– Да.

– И какой ответ?

– Я уже ответил.

Кир провёл холодными пальцами по подбородку к шее, и я вздрогнул от щекотки. Я увернулся, и Кир нахмурился.

– Я кое-что должен тебе.

Кир молчал, глядя на меня с недоверием.

– Закрой глаза.

Кир всё ещё смотрел на меня.

– Пожалуйста, закрой глаза.

Помедлив секунду, он закрыл глаза, и я улыбнулся. Я взял руку Кира и перевернул ладонью вверх. В сердцевину ладони опустился нагретый металл. Я сжал холодные пальцы вокруг металла, и Кир открыл глаза.

– Привет, – коротко сказал я.

Кир разжал пальцы и увидел орлиное перо на шнурке, высеченное из меди. Мне понадобился месяц, чтобы отыскать в сувенирных магазинах подобное перо. Кир провёл пальцами по железным зубьям и надел кожаный шнурок на шею.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза