Читаем Тот самый полностью

– Когда физически она всё ещё здесь, в мире, но на самом деле ты не помнишь, когда последний раз разговаривал с ней. Или когда она была в состоянии это делать. В такие моменты начинаешь думать, что, может быть, было бы лучше, если бы она действительно умерла, – Кир тихо хмыкнул. – Один раз оплакать и успокоиться.

Мать Кира любила приложиться к бутылке. Я помнил это, и мне стало не по себе от того, в чём я часто винил собственную маму. Мы были несправедливы друг к другу.

– Думаешь, ничего нельзя исправить? – Алиса посмотрела на Кира.

– Думаю, исправлять уже нечего.

– Без надежды жить нельзя, – возразил я, вспомнив наш разговор на кладбище.

– Иногда с надеждой жить совсем невозможно. Порой только и ждёшь, что случится чудо. А чудес не бывает… Мы пришли.

Мы остановились перед серым многоэтажным домом и взглянули на чёрные окна. Воображение рисовало образы смерти, сочащейся из тонких трещинок в оконной раме. Сколь ни была разрушительна смерть, сейчас она нас объединила. Связала крепкими невидимыми узлами. Разрезать мне их совсем не хотелось.

Я помнил последний разговор с Же, и это воспоминание вселяло в меня неуверенность. Может быть, она не хотела меня видеть. Жека ясно дала понять: короткой летней дружбе пришёл конец. Я в нерешительности смотрел в темноту окон, пытаясь разглядеть силуэт Же. Мне не хотелось усугублять ситуацию своим присутствием.

– Она знала, что мы придём? – Алиса остановилась на бетонной ступеньке.

– Нет.

– Какой номер квартиры? – решительность в её голосе нисколько не убавилась.

– Пятьдесят шестая квартира.

Алиса поднялась к железной двери и набрала номер. Я стоял на ступеньке, прислушиваясь к писку домофона. Сердце в груди замерло, и на миг я забыл, как дышать.

– Не уверен, что Же будет рада моему присутствию… – прошептал я, глядя Алисе в спину. Под тканью проглядывали острые лопатки.

Кир стоял на одну ступеньку ниже меня. Затылком я чувствовал его дыхание.

– Она всегда рада друзьям.

Возможно, она и правда считала меня другом. Может быть, когда-нибудь мы даже отправимся грабить банки как Бонни и Клайд и получим смертельную пулю. Сейчас мне хотелось верить, что дружба не заканчивается никогда.

Слова Кира придали мне уверенность. Обернувшись через плечо, я с благодарностью взглянул на него. Голубые глаза пробудили во мне чувство вины: под рёбрами я ощутил болезненный укол совести. Кир кивнул мне, словно ещё раз подтверждая сказанные слова.

Алиса открыла железную дверь, и пронзительный сигнал домофона наконец умолк.

– Идёмте.

Она решительно шагнула в темноту, будто намеревалась драться с невидимыми тенями. Когда мы поднимались по лестнице в прохладе подъезда, наши с Киром пальцы соприкоснулись. Соприкоснулись только на мгновение, но я почувствовал, словно мне вернули то, что я однажды потерял.

Алиса, помедлив перед входной дверью, нажала на кнопку звонка. Спустя несколько секунд дверь распахнулась, и на грязный кафельный пол упала полоска света. Я сощурился, ощущая себя ослеплённым жёлтым светом. Цветные пятна появились на веках.

Жека стояла на пороге, словно тень, напоминая человека, лишившегося жизни. Худая, с тёмными кругами под глазами и впалыми щеками. Серые глаза наполнялись пустотой. Тусклая кожа в искусственном свете посерела и приобрела болезненный оттенок. Жека куталась в клетчатый плед. Алиса молча шагнула в квартиру и обняла Жеку. Я услышал тихий сдавленный всхлип, и моё сердце болезненно сжалось.

Через секунду мы все обнимали Жеку. Наши руки и пальцы переплелись, и было неясно, где и чья находилась ладонь. Казалось, будто мы превратились в одного человека. Мы делили боль на четверых, уменьшая её, забирая от Жеки себе. Всюду я чувствовал тепло. Мы стояли в тускло освещённом коридоре с распахнутой дверью, не шевелясь. Шею щекотали волосы Алисы. На плече я чувствовал ладонь Кира. Рука Жеки сжимала мою футболку. Жека беззвучно плакала, и мы обнимали её, успокаивая. Жека прислонилась щекой к плечу Алисы и закрыла глаза.

– Наверное, не очень гостеприимно с моей стороны не предложить вам чаю… – Жека утёрла слёзы и постаралась улыбнуться.

– Кто-нибудь хочет чаю? – Кир огляделся.

– Нет… – тихо прошептала Алиса. – Ненавижу чай. Терпеть его не могу.

– И я, – коротко отозвался я. – Никто из нас не любит чай.

Жека рассмеялась и прикрыла лицо руками. Её плечи вздрогнули, и смех превратился в плач.

– Вот видишь, – заключил Кир, обнимая Же за плечи. – Ты отличная хозяйка.

Мы переместились в гостиную. Алиса и Же сели на диван. Несмотря на духоту, стоявшую в квартире, Жека дрожала и куталась в безразмерный плед. Серые большие глаза покраснели и покрылись тонкой капиллярной сеткой. Я и Кир сели чуть поодаль на пол, не мешая разговору. До меня долетали только обрывки фраз.

– …со дня на день это должно было случиться…

– Мы не оставим тебя, – шёпотом говорила Алиса.

– Грёбаный папаша, наверное, уже всё решил…

Алиса держала Жеку за руку, поглаживая большим пальцем выпирающую косточку на запястье.

– Нет, правда. Со мной всё будет в порядке. Я знала, что это случится. Просто нужно привыкнуть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза