Тот самый парень

Мама поднимает мои руки в воздух и учит меня ходить.

Папа держит меня двухлетнюю за руки и показывает, как объявлять тачдаун, а по телевизору крутят матч Небраски, и все вокруг одеты в красное.

Папочка учит меня кататься на велосипеде.

Рождественское утро, везде оберточная бумага.

Мои родители в Диснейленде смотрят парад. А я сплю на папином плече.

Папа, Филипп, Дэнни и я играем в соккер[10] на заднем дворе.

Папа задувает свечи на торте не самого аппетитного вида, который я покрыла глазурью.

Мы с мамой на моем выпускном в средней школе.

Все наши семьи стоят перед фонтаном в Канзас-Сити, а вокруг нас сияют огни Плазы.

Футбольная игра на день Благодарения, собрались все наши семьи.

Наши соседи собрались на ежегодную благотворительную вечеринку.

Моя семья с Даймондами и Маками, 4 июля прошлого года.

Я бросаю взгляд на сидящего рядом Филиппа. Когда я просматривала все эти фотографии, я поняла, как долго мы с Филиппом вместе. Он был со мной практически на каждой фотографии, даже если и не попадал в кадр.

Экран мигает.

Папа стоит у гриля и держит тарелку с плохо прожаренными гамбургерами вместе с папой Дэнни. А Дэнни смеется.

Это слайд-шоу невероятное. Филипп не хотел, чтобы я смотрела его до похорон, и теперь я понимаю почему. Он словно сделал мне идеальный подарок и не хотел, чтобы я открывала его раньше времени.

Что бы я делала без этого парня?

Я тянусь и опускаю ладонь на его руку.

Он смотрит на меня, и я губами проговариваю «Спасибо». Филипп улыбается мне и вытирает слезы с глаз.

Женщины подходили ко мне и говорили, как мне повезло иметь такого преданного и верного молодого человека. Поначалу я отвечала им, что Филипп не мой парень, просто один из лучших друзей, но большинство из них просто закатывали глаза.

Словно Филипп и правда был моим парнем, а я пыталась это скрыть.

Когда миссис Мак сказала кому-то, что мы с Филиппом просто очень близкие друзья, одна женщина ухмыльнулась и намекнула, что значит «близкие», учитывая, что он меня часто касается. Значит, мы спим вместе.

Ну, так мы и делаем. Поскольку я не могу заснуть без его плеча. Но вы-то соображаете, на что намекала эта дама.

Так что в конце концов мы оба сдались.

Было легче согласиться, чем пытаться все объяснить.

Поэтому, когда люди спрашивали Филиппа, как дела у его девушки, он говорил «она держится». А когда люди говорили, что у меня замечательный парень, я улыбалась и не возражала.

Конечно, Филипп не мог просто так забыть об этом.

Прошлой ночью, когда мы остались вдвоем, он говорил о себе как о моем чудесном парне, моей поддержке, верном любовнике, моем слишком близком друге.

Он правда заставляет меня смеяться. А иногда смех, особенно в таких ситуациях, помогает выпускать сдерживаемый стресс.

По крайней мере, я еще не взорвалась.

Видео заканчивается, и пастор просит всех присоединиться к нам у места упокоения.

Этого-то я больше всего и боялась.

Это сильнее остального сводит меня с ума.

Место упокоения.

То есть кладбище.

Где их похоронят.

И я больше их не увижу.

Ладно, знаю, они мертвы. Понимаю, что они не вернутся.

Знаю, что они больше не заговорят со мной.

Но по какой-то странной причине, пока их тела все еще тут, на домашних похоронах и в церкви, кажется, словно родители все еще каким-то образом здесь.

Мне больно смотреть на маму и папу в гробах. Они не улыбаются мне, не дразнят, не говорят, что любят.

Но в то же время они все еще здесь.

То есть я точно верю в бога, в лучший из миров и все прочее. Верю, что их души уже отправились в рай, и, когда я умру, мы воссоединимся.

Но это не значит, что я готова опустить их тела в землю.

Это кажется так жестко.

Кажется чем-то неправильным.

Потому что мне кажется, что только это у меня и осталось.

И я держусь за оставшиеся ниточки.

Когда Филипп проводит меня до лимузина, я говорю:

– Филипп, не уверена, что выдержу все это.

Увы, мы с Филиппом не можем поговорить, потому что люди… чудесны. Они все подходят ко мне, обнимают, держат за руки и говорят, какими замечательными людьми были мои родители. Как им жаль меня, что мои родители смотрят с небес и всякое такое, что обычно произносят на похоронах, пытаясь заставить тебя почувствовать себя лучше.

И это помогает. Знаю, что они искренни, но во мне все еще сидит этот страх.

Потому что вот оно.

Мы похороним их, и я останусь одна.